В Питер на решающую игру с «Аланией» мы прилетели поздно ночью – виновата задержка рейса. У нас не хватило даже времени на разминку. Мы разместились в «Прибалтийской». Я вывел ребят к заливу – чтобы они просто подышали, побросали в воду камешки и погнулись. А потом все пошли обратно. Да нам и не нужна была особо эта тренировка. Все были мыслями там, в игре. Вся энергетика перенеслась туда. И выиграли же!
А потом продолжили работу. Да, главным снова стал Романцев. А что, не имел права? Он отдохнул. Раны от чемпионата Европы зарубцевались. А тренерство оставалось его профессией. Поэтому те, кто говорит, что Романцев задвинул Ярцева, неправы. Да, мне удалось выиграть чемпионат. Но он-то до этого выиграл четыре чемпионата! Что ему сидеть в клубе, томиться? Тем более что свою работу за этот год он выполнил превосходно. Клуб был поставлен на рельсы, в нем не было шатаний, брожений. Так что все логично.
И меня он не в дворники перевел. Я стал старшим тренером и продолжил заниматься той работой, которую любил.
Новая смена ролей произошла так. После сезона мы сидели вдвоем, общались. Романцев сказал мне:
– Ты должен понять: не все радуются твоей победе.
– Я понимаю. Ну что же мне теперь – убиваться из-за этого?
– Нет. Но ты точно должен знать: впереди нас ждет очень тяжелый сезон.
Тогда я спросил в открытую:
– Ты хочешь вернуться?
– Честно? Да, хочу.
– Вопросов нет.
И я не лукавил – у меня действительно не было никаких вопросов. Другое дело, что для самого Олега следующий сезон получился непростым. Не все шло ладно. В чемпионате мы слегка притормозили. В газетах стали писать о каких-то невыплаченных налогах, с трибун в его адрес неслись гадости. При этом люди скандировали мою фамилию. Мне в этот момент было очень неприятно сидеть на тренерской скамейке. Я спросил его:
– Отдохнешь?
– Да, – ответил он.
На три игры он ушел. А потом вновь вернулся. И мы пережили этот кризис и стали работать дальше. Мы с ним ничего не делили и прекрасно понимали друг друга. Это другие могут не понять: как так? А между нами все было ясно и без обид.
Через год я ушел в «Динамо». Команда летела в пропасть, шла на последнем месте в таблице. Все решалось на очень серьезном уровне. Меня уговаривали и Николай Толстых, и Сергей Степашин. Конечно, все зависело от меня. Но я решил, что надо попробовать. Так наши пути с Романцевым разошлись. Разумеется, только в футболе, не в жизни. В жизни мы продолжаем дружить и общаться.
* * *
Я, конечно, не хотел, чтобы Ярцев уходил в «Динамо». Но удерживать его права не имел. Хотя он колебался. А потом как-то уехал утром на переговоры с ними, вернулся и сказал: «Все, я подписал контракт». Мне оставалось только пожелать удачи. Пусть терять друга в тренерском штабе и очень не хотелось. Но я, безусловно, понял его. Ярцев был готов к этой работе, он не с куста свалился. Вспоминаю своего хорошего приятеля Серегу Андреева из Ростова. Он заканчивал играть, прилетел в Москву. Я его спросил:
– Серег, чем заниматься будешь?
– Я на тренерскую работу пойду. Но только не во вторую и не в первую лигу – мне нужна хорошая команда. Из высшей лиги.
– Серег, да не спеши ты в высшую лигу, – говорю ему.
– Почему? Я все знаю! И у Лобановского, и у Бескова играл!
– Знать – одно. Но нужно еще прочувствовать работу. Я, прежде чем в «Спартак» попасть, пять лет во второй и первой лиге поварился.
И чем все закончилось? Стартовал в Ростове резко, но потом пропал.
У меня же почти все помощники плодотворно поработали в качестве главных тренеров – и Тарханов, и Ярцев, и Грозный, и Павлов, и позже Федотов. Я не боялся иметь личностей рядом с собой. И не любил работать с посредственностями. В отличие от Бескова, который не хотел видеть рядом с собой сильных людей – не дай бог они придут на его место. А я никогда не боялся конкурентов.
* * *
О тренере Грозном, который тоже пришел в «Спартак» в 1994 году, у кого-то могут быть неоднозначные мнения, но я всегда относился к нему с теплотой. Чтобы объяснить его характер, я приведу один пример.
Николай Петрович многому меня в жизни научил, передал много мудрости. Но есть одна вещь, которой он научить так и не смог.
Николай Петрович очень любил польского поэта Адама Мицкевича. В одном его произведении есть слова: «Не можешь победить врага – обними его». Слова, возможно, спорные. Но Старостин мог это делать. Он умел разговаривать с людьми, которые ему неприятны, улыбаться им. Я его спрашивал: «Николай Петрович, как вы можете – вы же только что сказали про него – такая сволочь?» И тогда он приводил мне в пример эти слова. «Меня, Олег, жизнь научила», – говорил он.
Грозного, возможно, жизнь тоже научила тому же. Некоторые назовут его конъюнктурщиком, скажут, что он занимался подхалимажем. Такое мнение у многих людей. Но, на мой твердый взгляд, оно ошибочное. Нет, он хороший и добрый парень. Но Грозный может под кого-то подстроиться, если это нужно для дела. Я – не мог.
Я хорошо знаю его семью. Мы с ним по-прежнему общаемся по телефону. Так что сколько людей, столько и мнений. И не стоит забывать о том, что Грозный сделал много хорошего для «Спартака». Например, именно с его подачи в команде появились Калиниченко и Парфенов, которые провели здесь несколько очень достойных сезонов.
* * *
С еще одним помощником, который работал в «Спартаке» в начале 2000-х, Сергеем Павловым, мы сблизились неожиданно. Мы приехали играть в Камышин. Вышли на предматчевую тренировку. Смотрю: поле – как бильярдный стол! Без единой помарочки. Такую поляну даже сейчас не всегда встретишь, а уж тогда, в 1990-е, это казалось фантастикой. Я аж за голову схватился: кто же этот чудо-агроном? Мне кто-то ответил: «Да у нас тут один человек всем занимается. Вот он, кстати». Подходит этот самый человек:
– Здравствуйте, я Сергей, тренер «Текстильщика».
– Здравствуйте. Поле у вас, конечно, шикарное, – говорю ему.
– А хотите посмотреть нашу школу-интернат? Мы там тоже хорошее поле сделали.
– Что за вопросы: конечно, хочу! С удовольствием!
После тренировки Сергей заехал за мной в гостиницу. Я посмотрел, как живут детишки, на чем играют. Подошел директор школы: «Сергей Александрович у нас всех гоняет. Он в газонах разбирается как никто». Я остался, мы прямо там, в этой школе-интернате, поужинали. А когда в следующий раз мы играли с «Текстильщиком» в Москве, уже я пригласил его в Тарасовку.
В московской игре он мне тоже запомнился. В самом начале второго тайма травму получил какой-то футболист «Текстильщика». Я смотрю: с гостевой скамейки к нему никто не бежит. Говорю Василькову: «Сергеич, сбегай, помоги. Видишь, человек лежит, а к нему никто не идет». Оказалось, доктор «Текстильщика» с опозданием вышел из подтрибунного помещения. Васильков сбегал, оказал помощь. И тут я смотрю на соседнюю тренерскую скамейку. Там как раз появляется этот врач. Павлов ему: «Ты где был?» – «Да вот, задержался в раздевалке, разбирал чемодан». – «Все, ладно, так работать нельзя – ты уволен!» Тогда я окончательно понял: человек серьезный. По сути-то он был прав. А если бы игрок получил серьезную травму? Тут опаздывать нельзя! Поэтому, когда пришло время формировать штаб первой сборной, я предложил Павлову поработать вместе.
