– Почему ты ее пишешь? – спрашивал я Жиляева. – Нам же это положено. Какое исключение? Ребята не могут сдавать зачеты, когда идут тренировки и матчи.
– Это всегда хорошо проходит, – отвечал он. И сами ребята чувствовали, что Жиляев относится к ним как родной отец.
* * *
По горячим следам я никогда не устраивал разборов полетов. Зачем? Футболисты после игры мало что воспринимают – сидят угрюмые, повесив головы, если проиграли. Им побыстрей бы помыться да воды напиться. Смысл расходовать свою энергию и закапывать ребят еще глубже в яму? Я оставлял все выводы и все слова для теоретического занятия.
Другое дело, что мое недовольство можно было понять по одному взгляду. Посмотреть так, чтобы все сразу все поняли, я умел.
Из воспоминаний Егора Титова:
– Настроение Романцева мы научились понимать не то что по его виду – по одному свистку на тренировке! От того, каким был этот свисток, было ясно, в духе сегодня Олег Иванович или нет.
Из воспоминаний Валерия Карпина:
– Есть тренеры, которые бушуют в раздевалке, кидают бутылки, орут. Но как раз таких надо бояться меньше. Романцев так не психовал, но мы понимали – решение по тебе он мог принять в считаные секунды. Контрактов, таких как сегодня, раньше не было. Отчислить футболиста из команды было проще простого. Мы понимали, что такое может случиться с кем угодно.
Из воспоминаний Андрея Тихонова:
– Истерик Романцев себе не позволял, но дистанцию он держал. Мы постоянно находились под прессом. И это хорошо. В тот момент это было нужно. Без такого подхода ничего не выиграешь. Тренер не обязан ежедневно по душам общаться с футболистами. Я сам убедился, что излишняя доброта только вредит. Когда работал в «Енисее», пробовал быть ближе к ребятам, чаще с ними общаться. А потом увидел, что они стали слишком вальяжно себя чувствовать, настроение стало слишком благодушным. Люди не всегда правильно понимают такие вещи: думают, что тренер хочет панибратских отношений. А мне это не нужно. И сейчас я тоже мало разговариваю с футболистами.
* * *
Конечно, в команде у меня были любимчики. Это естественно: всегда кто-то нравится больше, кто-то меньше. С кем-то общаться приятно, а с кем-то разговариваешь через «не могу». Главное – чтобы о моем мнении никто не узнал. Хотя футболисты все равно судачили между собой: «Этого он не трогает, того тоже, а мне все время достается». Но, конечно, главным критерием этой «любви» была игра. Сыграл кто-то здорово – я к нему всей душой. Сыграл плохо – в сторонку.
Разумеется, все люди разные. Хлестов, например, был молчуном и сейчас остается таким же. Но эта манера поведения многим нравится. А Цымбаларь всегда ходил с улыбкой до ушей и вечно что-нибудь придумывал. За это его и любили. Все ребята дополняли друг друга. Большим хохмачом был Ледяхов. Если они вдвоем с Цылей «зарубались» – хоть тренировку заканчивай!
Когда я приглашал новичков в «Спартак», старался обращать внимание на их человеческие качества. Смотрел на тренировках, как ребята вливаются в коллектив, как общаются со «старичками». И далеко не все вливались успешно.
В 1992 году в «Спартак» из ростовского интерната пришли два талантливейших парня – Петров и Каратаев. Но откуда у них взялись такие понты, я не знаю. Особенно у второго. Мы решили устроить их в Малаховский институт физкультуры. Нужно было сдать зачет – пробежать стометровку. И тут Каратаев говорит: «Чего это я должен бежать?» Тут я сразу все понял: это игрок не мой.
Любопытно, что через год Каратаев попал в «Баварию». Мне рассказали, что сначала Беккенбауэр был от него без ума. После первых двух тренировок он сказал, что из него получится европейская звезда. В итоге Каратаева через месяц выгнали из «Баварии», и он пропал.
Петров тоже в «Спартаке» надолго не задержался. Он забил один отличный мяч в ворота «Асмарала», благодаря которому мы сыграли вничью. Но этот гол оказался его единственным в команде. К сожалению, у Петрова обнаружились серьезные проблемы с режимом. Причем практически сразу.
В общем, я по мелочам понимал, кто из футболистов «наш», а кто не «наш». Когда в «Спартаке» в 1997 году появился первый бразилец, Робсон, я сразу увидел: это родной нам по духу человек. Приняли его замечательно. И он сам быстро стал своим.
Из воспоминаний Егора Титова:
– Главным любимчиком Романцева, мне кажется, был Илюха Цымбаларь. Он всегда вдохновлял Олега Ивановича. Илюха играл в футбол с улыбкой. Возможно, были и другие футболисты, которые для него стояли особняком, но Романцев этого не показывал. Некоторые считали его любимцем Андрюху Тихонова, но жизнь показала, что это не так. Тепло Олег Иванович относился к Аленю, но тот уехал из «Спартака» достаточно рано.
Ко мне Олег Иванович относился по-отцовски. Давая установку на игру, он обычно объяснял каждому футболисту, что нужно делать на поле. Но когда очередь доходила до меня, он или без лишних слов переходил к нападающим, или говорил: «Ну, тебе-то что рассказывать? Ты и сам все знаешь». От этого мне было немного неуютно. Почему другим Олег Иванович что-то объясняет, а мне нет? Я стеснялся – хотел, чтобы Романцев мне тоже что-то сказал и я был наравне со всеми. Мне не нравилось, что меня ставят выше других. Всегда говорил, что я – игрок командный. Без партнеров я никто. Именно такой футбол, который демонстрировал «Спартак», позволял в полной мере раскрыться и мне.
Из воспоминаний Дмитрия Аленичева:
– Я запомнил слова, которые Олег Иванович произнес как раз после того, как несколько ведущих игроков покинуло «Спартак». «Дима, пора становиться лидером, – сказал он. – Не скажу, что до этого ты играл плохо, но ты был в тени других ребят. Теперь пришло время выходить на первые роли».
В какой-то степени я чувствовал себя любимчиком Романцева. Капитаном меня назначил именно он, выборов не было. Просто объявил об этом ребятам на собрании. Возможно, я импонировал ему по человеческим качествам. Плюс, наверное, его устраивала моя игра. Так что его любовь я чувствовал. Но не я один был таким – я видел, как тепло он относился и к ребятам из прежней плеяды игроков – Карпину, Цымбаларю, Вите Онопко.
* * *
В 1997 году я запретил игрокам смотреть телевизоры в своих номерах. Раньше мы всегда собирались в холле. Там есть телевизор, шахматы, домино. Шум, гам, кто-то байки травит, прошедший матч обсуждают. Вся команда вечером приходила. А тут смотрю – холл пустой. Один день, второй, третий, неделю. И как раз в это время «Спартак» повалился в чемпионате. Игры не было, пошли поражения. Я терпел около месяца. А потом сказал: «Все телевизоры – в подсобку!» И сразу все опять стали собираться в холле. Меня не волновало, обидятся на меня футболисты или нет, – я действовал в интересах дела.
Сейчас подобное уже не провернуть – у всех телевизоры в телефонах, планшетах. А тогда – легко!
* * *
