Я приехал в спартаковский манеж – специально, чтобы посмотреть на него. Вижу – ребята играют друг против друга на маленькие ворота. 8-летние шмакодявки возятся с мячом – шум, гам, суета. А мой сел сверху на ворота и смотрит на них со стороны. В этот момент я все понял. Сейчас Вадим занимается футболом, тренирует в Академии «Спартака». Но вот как игрок он не состоялся.
Из воспоминаний Вадима Романцева:
– Футболом я занимался несколько лет, но особой тяги к нему у меня не было. Занимался в «Спартаке», бросил, потом вернулся и еще полгода тренировался в школе «Локомотива». Конечно, по молодости хотелось гулять, развлекаться. И как-то раз отец сказал мне: «Вадим, хочешь гулять – научись сначала на это зарабатывать». Я все понял. У нас тогда в доме открылась пиццерия – и мы устроились туда, печь пиццу. После этого торговал в палатке в центре Москвы, работал по ночам. Только потом отец помог мне – устроил экспедитором в издательство, которым руководила Лариса Нечаева. И уже после этого, увидев мою ответственность, Лариса Геннадьевна предложила поработать в «Спартаке» администратором.
* * *
Валентин увлекся автомобилями, работал в автосалоне. Но сейчас тоже пришел к футболу, занимается с детишками в Академии умного футбола. Одновременно учится на курсах начинающих тренеров у бывшего футболиста «Спартака» и сборной СССР Николая Киселева. Может, сыновей в свое время смутили нагрузки – не знаю. Но работать тренерами нравится и одному, и другому.
В Тарасовку сыновья приезжали, когда у команды был выходной. Дачи у нас не было – почему не приехать? Я ставил маленькие воротики и возился с ними. Разумеется, не на главном поле. Поле для меня – святое.
Конечно, я хотел, чтобы дети достигли высот в футболе. Но, очевидно, гены футболиста им не передались. А вот гены тренера – на сто процентов. Мне приятно, как мои дети развиваются в своей профессии, используя мои советы, наработки.
Я, кстати, не раз задумывался – а мог бы я тренировать детей? И пришел к ответу: наверное, нет. У меня уже закрепился определенный набор требований, которые я предъявляю к игрокам. А какие требования у меня могут быть к детишкам? Ну вот не попал он по мячу – что я с ним сделаю? Если бы у меня Цымбаларь не попал, я бы ему быстренько сказал: «Ну-ка, Цыля, давай еще 100 раз ты повторишь этот удар».
А с детьми все по-другому. Для того чтобы с ними работать, нужны отдельные навыки. Могу привести конкретный пример – мой первый тренер Юрий Уринович прекрасно растил детишек, все его любили. Дети у него и играли здорово, и результаты хорошие показывали. А вот во взрослой команде у него не пошло. Два раза его назначали главным тренером «Автомобилиста» – и каждый раз через полгода вынуждены были увольнять. Он со взрослыми общался как с детьми. Я ему как-то сказал: «Что вы с этим парнем разговариваете? Он же совсем не бегает – физически не готов! Что вы его уговариваете? Надо дать десять рывков – и пусть до вечера носится!»
Жалеть игроков нельзя. Сегодня ты его пожалеешь – он тебя завтра на поле нет. А потом еще и скажет про тебя: «Эх, тренер. Вместо того, чтобы заставить бегать, ты меня по головке гладил». Я в себе эту жесткость вырабатывал. И поначалу это было искусственно. А потом вошло в привычку – жизнь научила. Перестанешь предъявлять требования – футболисты сядут на голову. Причем это случится совершенно непроизвольно. Не потому, что конкретно этот игрок – плохой человек. Это законы жизни. Зачем мне напрягаться, если у меня и так все хорошо? Надо все делать через не могу. Большой футбол – это серьезные нагрузки и потеря здоровья. Не зря знаменитый бразильский футболист Сократес, который параллельно знал медицину, говорил: «Организм 30-летнего профессионального футболиста – все равно что организм древнего старика».
* * *
Многие знают мое главное нефутбольное увлечение – рыбалку. Ею я заразился в детстве, в деревне. На лето меня обычно отправляли к бабушке – в Рязанскую область, Спасский район, село Гавриловское. Там рядом протекает Ока. Когда она разливается, появляется много озерков. И там остается рыба. Туда я и ходил – один, без компании. Люди просыпаются, а я уже штук пять рыбешек несу с собой. Мне это нравилось.
Там были местные рыбаки, старики. Они уже знали, что я приду. Знали мое место. У меня оно, естественно, было худшее. Но ловил не меньше их.
Удочку смастерил сам из палки, а поплавок из пробки. Только леска была настоящая, остальное все самодельное.
Рыбалка зацепила клевом. Ждешь-ждешь – и вдруг начинается поклевка. Это такой класс! Езжу иногда на искусственные озера – не тот кайф. Знаешь, что все равно поймаешь. Это не то.
В Красноярске Енисей – не рыбная река. Вот в низовье, куда я летал вместе с Римом Сулеймановым, совсем другое дело. Там рыбные места, особенно протоки. А в Красноярске, чтобы поймать рыбу, иногда всю ночь приходится сидеть.
Как-то летом во время перерыва в чемпионате рванули с Римом Султановичем в Уренгой. Там куча речек и озер без названия. Полетели на вертолете на Бахту, это приток Енисея – рыбачить на тайменя. Летим, разговариваем.
Вдруг один из пилотов говорит: «Внимание, пролетаем хозяина!» Енисей, значит. Хозяином его называют, потому что кормит весь край. Ставят управление на автопилот. И все тут же привстают. Там такая традиция.
До Бахты из Уренгоя лететь часа два. Но полет прошел вообще незаметно. Ребята все свои, сибиряки, простые люди. Прилетели. Спрыгнули с вертолета – там садиться было нельзя, кругом камни. Сели, ловим этого тайменя. Даже я три тайменя поймал, хоть и непривычно было на спиннинг ловить, я же удочник. Прямо там меня и учили. Конечно, было полно зацепов.
Потом полетели туда же на следующий год. И погода вроде нормальная, а поймать ничего не можем. Даже Сулейманов, волк в этом деле, разводит руками. Говорит: никогда такого не было. Бросаем 3–4 часа, а все без толку. Даже я уже бросать научился.
Не скажу, что я фанатею от рыбы, как от еды. Это мой друг Саша Кокорев любил ее в любом виде. А я спокойно отношусь.
Как-то Дасаев отмечал в ресторане вручение приза лучшему вратарю мира. На столе – красная рыба, белая рыба. А меня посадили рядом с селедкой. Я Досу говорю: ну спасибо за место! А он мне: Ты что, это же залом! Как позже узнал, залом – одна из самых дорогих и редких селедок. Попробовал: рыба действительно супервкусная!
У нас в Красноярске тоже есть своя местная рыба – называется туруханкой. Кто ее пробовал, говорит, ничего вкуснее нет.
Уху я сам никогда не делал – на рыбалке всегда находился человек, который умел ее варить. Чистил – да. Костер разводил – да. Но варили другие.
Из воспоминаний Инны Ивановой, работницы ДСО «Спартак», помощницы гендиректора «Спартака» Ларисы Нечаевой:
– Никогда не думала, что Романцев умеет что-то делать в плане быта. А тут была одна история. В офисе одновременно оказались гендиректор Лариса Нечаева, жена вице-президента клуба Григория Есауленко, тоже Лариса, и супруга Олега Ивановича – Наталья Ивановна. И Лариса Геннадьевна рассказывает: «Сегодня говорю своему мужу: почини утюг. А он мне у виска покрутил. Ларис, вот что бы твой сделал?»
