Жетон был явно старого образца, не совсем такой, как показывал Сеня. Вернее, аверсы у них совпадали – фирменный вензель сверху и порядковый номер внизу, – но на реверсе двуглавый орел выглядел еще не степенно-державным, как сейчас, а имел простецкий, почти домашний вид. Раньше и в школе, и в вузе нам твердили, что империя – это давно прошедшее время, но около года назад начальники резко передумали. Сделали экспресс-апгрейд гербового орла, Газманов дописал пару куплетов к михалковскому гимну, театрам дали установку на историю: в ЦДТ перезапустили еще советский хит «Четыре танкиста и собака», а в Большом открыли сезон оперой «Вещий Олег». Рассказывали, что на премьере «Олега», когда главный герой под музыку Римского-Корсакова прибивал бутафорский щит к фанерным вратам Царьграда, турецкая делегация во главе с послом организованно покинула зал и вернулась только к последнему акту, где, согласно либретто, вещего князя должна была ужалить змея. Но Минкульт сделал ловкий финт: за секунду до покушения на сцену вбегали не обозначенные в программке волхвы. С речитативом «Не примешь ты смерть от коня своего!» они побивали посохами гробовую змею, а как бы заново рожденному князю с поклонами подносили золото, ладан и смирну.
Вот так бы и в жизни, подумал я, взять и переписать финал либретто, заменить неизбежную смерть чудесным воскрешением – и чтобы потом все люди вокруг радовались, пели и плясали. Но нет, дудки. Хороших чудес у нас не дождешься – только плохие и ужасные, на выбор…
– Ты чего затих? Размышляешь, найдут ли нас здесь? – Вилли Максович по-своему истолковал мою задумчивость. Мы уже стояли у дверей с цифрой 8, и старик возился с замком. – Скажу по секрету – найдут. Однако… Готово, можно заносить вещи…
Номер 8 был обычным: стол, пара стульев и две узкие кровати, которые при необходимости можно было превратить в одну широкую. В правом углу комнаты – холодильник и встроенный шкаф, в левом углу – дверь в ванную и туалет. На потолке – круглая люстра, а на стене, рядом с единственным окном, прикрытым бирюзовыми шторами, – телеграфный аппарат «LG».
Фишер помог мне сгрузить вещи у стены, освободил из рюкзака клетку с сердитым вороном и поставил на стол. Потом переложил еду в холодильник, пощелкал всеми выключателями в комнате, пощупал простыни и полотенца, проверил напор в кранах, прислушался к звуку спускаемой воды в унитазе, а провод телеграфного аппарата выдернул из розетки.
– Не вздумай, – предупредил он. – Если вдруг захочешь послать телеграмму своей девушке, то не отсюда. Только из городских точек и подальше от отеля. На первом этаже трубу «Би-Лайма» видел? О ней тоже забудь – никаких эсэмэсок отсюда, пневмопочту могут запросто отследить… Для информации у тебя здесь только пресса. Внизу на стойке есть свежие газеты. Радуйся – для постояльцев бесплатно… Так про что я раньше говорил?
– Про то, что нас найдут, – напомнил я.
– Вот именно, – кивнул Вилли Максович. – Но не быстро. Само собой, даже эти пионерские остолопы скоро догадаются про гостиницу. Или им подскажут – что вернее. Они возьмут справочник «Вся Москва» и будут перебирать по алфавиту: либо с начала, либо с конца. А мы – «Плюс», на букву «П», в середине. Поэтому дня два у нас есть. К тому же они ищут Ломова, а тебя в здешней гостевой книге нет. Меня они вряд ли вычислили, но для верности я сменил паспорт, как ты, наверное, заметил. Привыкай, деточка. Жизнь непредсказуема, даже в родном городе человеку полезно иметь пару-тройку закладок – на крайний случай. Вот, оцени сам.
Закладка на Павелецком вокзале, куда мы завернули по пути в гостиницу, была простым обшарпанным чемоданом в камере хранения. Однако содержимое, которое Вилли Максович вывалил на кровать, оказалось хоть куда: теплые носки, темные очки, складной сачок для бабочек, веер разноцветных паспортов, несколько склянок затейливого вида и без этикеток, банка мясных консервов, две синие плитки шоколада «Вдохновение», а также мачете в кожаном чехле и увесистый «ТТ» с десятком обойм. Прямо как у Фишера из комиксов, машинально подумал я и тотчас же вспомнил, что мой напарник и есть Фишер, только настоящий.
Я потянулся было к склянкам и «ТТ», но старик легонько шлепнул меня по руке:
– Пистолет и особенно химию не трожь. Там не все опасно для жизни, есть и просто стимуляторы, и маркеры, но мне сейчас некогда объяснять, где что и в каких пропорциях надо употреблять. Поэтому вообще ничего тут не касайся – целее будешь. Ну ладно, дольки две или три шоколада можешь съесть, потом купим еще пару плиток про запас…
Из бокового отделения чемодана он извлек надорванный конверт. Купюр внутри было много, но всё мелкие – голубые полтинники да бежевые сотки. Фишер пересчитал наличность и крякнул:
– …Или не купим. Экономить будем. Давненько я сюда ничего не докладывал, поиздержался…
– Могу сходить на службу, заберу в кассе аванс, – предложил я. – Его уже пора начислить.
Вилли Максович погрозил мне пальцем:
– Не глупи. Пионерская дружина – типичные штурмовики, я таких повидал. А штурмовики не бывают сами по себе, они всегда при ком-то, в который раз тебе говорю. И крыша у них обычно такая сильная, что прогибаются все ведомства. Мальчики Рема – пока их в тридцать четвертом не перерезали – в любой штатсминистериум ногами двери открывали. Ваша ФИАП уже наверняка завалена телеграммами насчет Ломова. Сунешься на службу – сцапают, оглянуться не успеешь. Свои же, Иннокентий, тебя и заметут, поверь моему опыту.
Я не стал возражать вслух, хотя знал, что Фишер тут перегибает. Старый опыт срабатывает не всегда. Кто бы и какие бы депеши ни прислал в ФИАП про Кешу Ломова, братья Бестужевы, например, меня точно никому не сдадут. Невский, Белкин и Карасев – тоже. Прикроют, как я их сколько раз прикрывал перед шефом. Можно заколдовать или чем-то облучить героя комиксов, но в нормальной жизни быстрое превращение хорошего человека в негодяя – это чепуха…
– Есть и хорошие новости, – подбодрил меня Вилли Максович. – Формально полицаи за них пока не играют, и ориентировки на нас вряд ли разосланы. Но расслабляться не советую. Помни, деточка: конспирация и еще раз конспирация! Наша тактика на сегодня – собирать сведения и делать выводы, в боестолкновения с противником без необходимости не вступать, маскироваться на местности… Слушай, а давай перекрасим носителя? Пионеры гоняются за брюнетом, а мы его сделаем блондином. У меня тут как раз имеется перекись водорода…
Корвус, словно почувствовав неладное, настороженно завозился в своей клетке.
– Шучу, птица, не дергайся раньше времени, – усмехнулся Фишер. – Ворон-альбинос – это даже в мирное время слишком экзотично. А уж для нашей нелегальной жизни, полной опасностей, приключений и прочего говна… – Старик испытующе глянул на меня. – Или, может, бросим это дело? Отступить еще не поздно. Ну Сталин, ну секретный протокол… Это ведь уже древняя история. Стоит ли ради нее рисковать? Может, отдадим птицу пионерам – пусть подавятся? От нас отстанут, я снова буду электромонтером, ты продолжишь карьеру. А ворон не пропадет… Если его толкнут на аукционе коллекционеру побогаче, Корвус даже выиграет.
