На миг я прикрыл глаза – и невероятные впечатления двух последних дней пронеслись передо мной вереницей ярких цветных литографий: допрос, знакомство с Фишером, осада квартиры, трап у балкона, полет над Москвой на краденом дирижабле, погоня, паноптикум игрушек-инвалидов, мертвое лицо внука наркома и довольные рожи, торчащие из оконного проема…
– Отдавать Корвуса им нельзя, – сказал я. – Да вы и сами не хотите, только меня проверяете – дурак я или уже не очень? Я уже не дурак, Вилли Максович. За древней историей так не гоняются. Кто бы ни нанял Утрохина с его бандой, ворон им точно нужен не для продажи.
Фишер одобрительно похлопал меня по плечу:
– Растешь на глазах, деточка. Придет время, и мне будет неудобно называть тебя деточкой. – Старик прошелся по номеру, выглянул в окно, поправил занавеску и вновь повернулся лицом ко мне. Корвус из клетки опасливо за ним наблюдал. – Ты все понимаешь правильно. Тому, кто послал пионерчиков, носитель нужен примерно для того, для чего и нам с тобой. Но мы с тобой надеемся собрать головоломку и всем рассказать, а кто-то другой, подозреваю, хочет… чего?
– Чтобы этот ворон замолчал, – не задумываясь, ответил я.
Я и впрямь чувствовал себя поумневшим. Не все тайны мира раскрылись передо мной, но кое у каких загадок обнаружились простые ответы. Личный опыт очень помогает процессу познания. Вчера я вообще не догадывался, кто такой Молотов Вэ Эм, а сегодня могу быть экспертом по его наследию. По крайней мере, по его движимой части – точнее, летающей.
– Верно! Верно! – Вилли Максович потер руки. – Бывший нарком недаром прятал птицу – это была страховка, я уверен. Случайно ли из всей сталинской кодлы он протянул дольше всех? Я на днях чинил проводку в Росархиве, после наводнения, и там выплыли несколько занятных бумажек. Они-то, собственно, и навели меня на мысль… Ладно, подробности потом. – Фишер перешел на деловитый тон. – У нас с тобой две неплохие зацепки – жетон, который ты нашел, и Пионерская дружина, точнее ее тайный босс. И раз ты теперь не дурак, то сам уже догадался: жетон, как и птица, тоже мог принадлежать бывшему наркому. Тебе интересно, что он еще хранил? Мне – очень. Учти, в последние годы он вряд ли далеко отходил от дома. Круг сужается. Не помнишь, какой офис пневмопочты ближе всего к Романову переулку?
– Вроде бы я видел вывеску на Воздвиженке.
– Тогда собирайся, нечего тянуть. Лишнего с собой не тащи – вдруг опять придется бегать. Бери деньги, еду и оружие… А, да, я все забываю, что ты у нас безоружный. Тогда только деньги, сколько есть, и пожрать. Ты котлету попробовал, как, ничего? Остальные три возьмем с собой и схаваем в метро, чтобы времени не терять. В наших условиях обеденный перерыв – роскошь. Я один раз даже на учебный прыжок захватил гречку с тушенкой, целую каску. Вермахтовскую, заметь, вместительную, штальхельм «эм-сорок два». Пока первую тысячу вниз летел, успел половину навернуть. Но потом надо было за кольцо дергать, отвлекся, упустил инициативу, а каска – бряк! На купол инструктора, Тихоныча нашего. А он знаешь какой зверь был? Тигр бенгальский. Потом все трое суток на «губе» каша эта недоеденная мне снилась…
Вилли Максович открыл дверь стенного шкафа и побросал туда наши вещи.
– Проветрился немного? – спросил он у ворона. – Не обижайся, твою клетку тоже спрячем в шкаф, и веди себя, пожалуйста, тихо. Я, правда, сказал, чтобы в номере не убирались, но горничные – народ любопытный, могут заглянуть. Желательно, чтобы на виду ничего не лежало, не сидело и не каркало… Иннокентий, котлеты уже упаковал? Дай ему одну: пускай и носитель почувствует себя человеком. Первая заповедь разведчика – будь в ответе за тех, кого приручил. Ты не поверишь, за каких чудищ нам иногда приходилось отдуваться…
Двухэтажный особняк на Воздвиженке был оформлен в фирменном стиле «Би-Лайма»: всего два цвета, третьего не дано. Сам фасад песочный, пилястры черные; стекла на окнах темные, густо-тонированные, а вдоль всего дома – узенький газончик с лимонными нарциссами. Для полноты картины не хватало разве что витража, на котором бы кислотно-желтая подлодка выныривала из самых глубин Черного моря. У дверей Фишер огляделся по сторонам и сказал:
– Дело простое, начинай без меня. Я пока прогуляюсь вокруг. Хочу проверить одну идею.
Дело, однако, с самого начала оказалось непростым. Когда я зашел, в тускло освещенном офисе находился лишь один человек – внушительного вида щекастый детинушка со значком «Артем Грибов, менеджер» на черно-желтом батнике. Сидя за столом в полукруге книжных полок, Артем Грибов доедал пиццу и лениво листал затрепанный комикс – по виду, один из первых выпусков «Никиты», с паутинкой оптического прицела на обложке. Рядом немолодой кенар в клетке чирикал на трети громкости какую-то полузабытую попсу типа «Ревунова-Караулова».
– Куда, куда? – замахал рукой детинушка. – Закрыто, технический перерыв!
Не успел я огорчиться, как под потолком что-то громко заухало и засвистело. Выяснилось, что в офисе есть еще одно живое существо: седой сыч, которого механическая штанга выпихнула из будки старинных ходиков на край жердочки.
– Зар-раза, – пробурчал менеджер, глянув на циферблат. – Вечно они спешат… Ни сна, ни отдыха. Так, давайте, чего у вас там? Возврат?
Он сунул в рот остаток пиццы и, продолжая жевать, взял у меня из рук жетон. Покрутился вместе с креслом вокруг своей оси, ловким обезьяньим жестом выхватил с полки нужный том, раскрыл на середине, сам себе кивнул, щелкнул жетоном об стол и сказал:
– Просрочен!
– То есть? – не понял я. – Что значит «просрочен»?
– Это значит, – с видимым удовольствием объяснил Грибов, – что время хранения вложения фактически закончилось. Формально там остается сорок восемь часов, но, согласно инструкции по работе с клиентами, общий срок возврата вложения по предъявлении жетона – пять календарных дней, а к концу этого времени ваш срок уже автоматически истечет. Это дает нам законное право заранее не оказывать услугу, а вложение отправить в мусор… Если, конечно, у вас не найдутся особые причины. Особые!
В слове «особые» даже самый глупый клиент уловил бы намек. Эх, где мое удостоверение инспектора ФИАП! С ним я всегда побеждал вымогателей. Этого, например, я бы запросто подловил на кенаре-носителе – он тут нелицензионный, по перышкам видно, – и обнулил бы идею взятки угрозой составления официального протокола об использовании контрафакта. Теперь, однако, выхода нет – придется заплатить наглецу.
– Есть у меня причины, целых две. – Я торопливо вытащил из кармана две последние тысячные бумажки и выложил на стол перед Грибовым.
– Сударь, вы охренели! – Менеджер бросил взгляд на мое подношение и состроил возмущенную мину. – За кого вы меня приняли? Чтобы я, лучший работник месяца, лауреат городского конкурса «Безопасная связь», нарушал должностную инструкцию?! – Детинушка пристукнул кулаком по столу. Клетка подпрыгнула, и контрафактный кенар, вообразив, что хозяин хочет добавить громкости, завопил: «Люди! Вечно! Что-то! Говорят! Но я не такой! Я не тако-о-о-ой!»
