Зря Вилли Максович сказал о еде. По дороге в Улитино я приглушил голод чипсами, но теперь он напомнил о себе. Подсвечивая фонариком, я вышел из кабинета и двинулся по коридору, примерно представляя себе, где кухня. Ага, вот, нашел! Холодильник Сверчкова здесь был не просто большим, а огромным: широким, почти как платяной шкаф, и высотой под потолок. По сравнению с ним мой собственный, оставшийся еще от бабушки, выглядел школьным пеналом.
Я приложил ладонь к серебристому боку и ощутил легкую вибрацию. Некоторые снобы перед отъездом в отпуск размораживают и выключают свои холодильники. К счастью, этот работает…
– Ну, деточка! Есть что-нибудь съедобное? – донесся из прихожей нетерпеливый голос Фишера.
Потянув за тугую ручку, я открыл морозильную камеру и уже через секунду захлопнул. Одной этой секунды при свете лампы оказалось достаточно, чтобы чувство голода напрочь покинуло меня, а на освободившееся место вползла тягучая, сосущая, сильная до рези в желудке тошнота.
– Вилли… Максович…
Старик почувствовал по моему голосу что-то неладное, поэтому уже через несколько секунд оказался рядом, отодвинул меня в сторону и сам заглянул в морозилку.
– Эк его оприходовали… – пробурчал он. – Капитально… Иннокентий, ты что-то говорил про кирпич, который нашел в камине. Не мог бы ты вернуться в каминную и проверить…
Но я уже не слушал: ноги сами несли меня по коридору в противоположном направлении. Над унитазом я мигом распрощался со съеденными чипсами, а потом еще долго-предолго полоскал рот и плескал в глаза холодной водой, безнадежно пытаясь смыть из своей памяти только что увиденную картину: человека, целиком утрамбованного в морозильную камеру. Человек был брюнетом. На его затылке зияла большая прореха, до краев заполненная ярко-красным льдом.
Когда пальцы мои стало сводить судорогой от холодной воды, я закрыл кран и старательно вытер носовым платком лицо. Очень хотелось снять перчатки и вымыть руки по-настоящему, но я знал, что нельзя. Медленными шажками я пришел обратно, на свет открытого холодильника.
Спасибо Вилли Максовичу – он пощадил мои чувства. Вытащив тело из морозилки, старик разогнул его и уложил разбитым затылком вниз. Теперь я мог видеть не красную ледяную прореху, а лицо, похожее на черно-белый рисунок в газете «Новый Коммерсант» или цветную литографию на стене кабинета. Бледный лоб. Черные брови. Очки в тонкой оправе. Усики. Треугольный подбородок. Дальше были домашний халат тигровой расцветки и шлепанцы с помпонами.
– Оклемался немного? – спросил Фишер. Он сидел на полу рядом с трупом. – Проблевался? Рассуждать способен? Хорошо. Тогда садись поближе и займемся делом. Для начала обрати внимание вот на эту деталь. – Старик показал мне на левое запястье покойника.
Часы на руке мертвеца явно были недешевой моделью – даже, наверное, подороже тех, которые пресс-секретарь Глиняный заложил в плавучем казино. У этих был золоченый корпус, и показывали они, кроме часов, минут и секунд, еще месяц и число. Теперь хронометр нуждался в ремонте: стекло покрылось белой паутинкой мелких трещин, стрелки замерли… А-а, понятно.
– Скорее всего, они разбились, когда он упал на пол, – сказал я. – В комнатах повсюду ковры, а значит, его убили не в кабинете, а в коридоре или…
– …или на кухне, или в ванной, или еще в десятках мест, потому что часы могли удариться об стену, – перебил меня Вилли Максович. – Уж не говоря о том, что их могли защемить дверцей морозильника, когда тело запихивали внутрь. Не отвлекайся на пустяки, деточка. Забудь ты наконец про детективные комиксы. Смотри на циферблат. Время важнее, чем место.
Из-за трещин на стекле я не мог разглядеть положение стрелок, но боковые окошечки с месяцем и датой видел отчетливо. Часы остановились в конце апреля. Сейчас была середина мая. Значит, президентского советника пристроили в морозилку больше двух недель назад… Двух недель?!
– Ми-ну-точ-ку! – спохватился я. – Извините, это какая-то ерунда, несуразица. Сверчков только вчера был на совещании в Кремле.
– Ну, значит, труп выбрался из морозильника, сходил на совещание в Кремль, а потом вернулся и залез обратно, – хладнокровно предположил Фишер. – А до этого мертвец заинтересовался нашим Корвусом и отдавал приказы пионерчикам. Что скажешь? Хорошая версия для тех, кто верит в зомби. Но я, деточка, не верю ни в каких зомби и тебе категорически не советую.
И поскольку я продолжал тупо таращиться на циферблат, старик ощутимо ткнул меня в бок.
– Соберись, Иннокентий, – строго сказал он. – Сложи два и два. Вспомни, от кого мы узнали про совещание в Кремле, про отъезд на сафари, про этот дом и про то, что «Юрий Долгорукий» – машина именно Сверчкова. Вспомни, наконец, кто трепался про кирпич за пазухой…
В моей голове взорвалась маленькая петарда. Как наяву, я услышал знакомый голос: «…хорошо еще, если он просто начистит рыло, а ведь может и тюкнуть чем-нибудь тяжелым по башке…».
– Рыбин! – воскликнул я.
– Рыбин, – кивнул Фишер. – Вся деза – от него. Промахнулись мы, деточка, недооценили подлеца. Кремлевские обычно тормознутые, а этот пострел везде поспел. Смотри, какой ловкач: грохнул конкурента, прибрал к рукам его штурмовичков и даже тертого Гогу обул как пацана. Тот все еще думает, что башляет одному советнику президента, а на деле – уже другому. И нас он, как видишь, красиво подвел под монастырь…
– Погодите, Вилли Максович, – растерялся я. – Пусть ловкач, но не пророк же. Он ведь не мог предвидеть, что мы к нему нагрянем с вопросами про Сверчкова.
– Не мог, – согласился Фишер, – здесь ему крупно повезло. Уж не знаю, на кого он потом планировал повесить труп – может, на простых грабителей, а может, придумал бы под это дело каких-нибудь политических экстремистов. Но тут очень удачно подвернулись мы. Сами к нему явились. Два недоумка, старый и малый. Представляю, как он про себя радовался, загоняя нас в ловушку. Двойной выигрыш: отвести подозрения от себя и переложить их на нас. Кто в доме Сверчкова? Мы. Хозяин мертв? Мертвее не бывает. Значит, кто его убил? Мы и убили-с…
– Так чего же нам тут рассиживать? – Я вскочил с места. – Скорее бежим отсюда! Надо уносить ноги, Вилли Максович, пока нас не засекли на месте преступления!
– Боюсь, уже засекли, – хмыкнул старик. – Ничего не слышишь? Совсем ничего? Уже минут семь или восемь они шуршат вокруг дома, и их там целая толпа. Думаю, вот-вот начнется.
– Начнется что? – не понял я.
В ту же секунду темень за окнами, разом вспыхнув десятками ярких огней, вся превратилась в свет. Жестяной голос, усиленный рупором, произнес откуда-то снаружи:
– Это полиция. Дом окружен. Немедленно отпустите заложника и выходите следом с поднятыми руками!
– На пол, деточка! – Вилли Максович захлопнул дверцу холодильника и дернул меня за руку.
Почему-то я в первый момент больше удивился, чем по-настоящему испугался.
