– Они там сдурели? – шепотом спросил я, вновь очутившись на полу рядом с Фишером. – Как можно взять в заложники труп?
– Вопрос философский, – усмехнулся старик. – Это мы с тобой точно знаем, что он труп, а те, которые снаружи, вполне допускают, что он живой. Ну типа кота Шредингера. Не слышал? Нам про него рассказывал профессор Румер, Юлий Борисович. Физик, доктор наук, светлая голова. Ему впаяли десятку как пособнику врагов народа плюс пять по рогам. Представьте, говорил он, что обычного кота сажают в камеру с парой голодных блатных, и у каждого заточка…
– Отпустите заложника и выходите с поднятыми руками! – опять вмешался голос снаружи.
– Вот заладил одно и то же, – фыркнул Фишер. – Ни ума, ни фантазии, одна инструкция в голове. Посиди-ка тут, а я проверю качество оцепления. Как-никак с одной стороны дома река… – Старик поднялся с пола и бесшумно выскользнул из кухни. Очень скоро он вернулся и с удовлетворением признал: – В целом неплохо справились. Обложили нас и по суше, и по воде. Там человек сто, в общей сложности, держат периметр. По фарватеру Жуковки расставили моторки через каждые три метра, светят фонарями. Даже опытным пловцам не проскочить.
Тем временем огней на улице стало еще больше. Лучи пробивались к нам сквозь неплотные занавески и, как живые, жадно шарили по комнатам в поисках добычи. Казалось, они простреливают светом весь дом насквозь, не оставляя шансов никому. Шкафчик для кухонной утвари уже сдался на милость победителя и позволил ярким бликам отплясывать на всех его полированных ручках, стаканах, графинах и металлическом боку чайника. Спасительного мрака, в котором мы смогли бы отсидеться, затаившись, теперь не было даже по углам.
– Совсем не экономят электричество, – посетовал Фишер. – Что за расточительство? Я смотрю, они свои прожектора подключили к местной хиленькой подстанции. Зуб даю, проводку тут не меняли с середины 90-х… Эй, ты чего так нахохлился? Из-за жмурика? Тебя еще тошнит?
– Есть немного, – пробормотал я и для убедительности сделал глубокий вдох и выдох.
На самом деле мне было не тошно, а страшно. Ситуация выглядела пугающе-безнадежной: полиция окружила нас в чужом доме с мертвым хозяином внутри, причем орудие убийства я сам, как идиот, вытащил из камина. Что делать дальше, непонятно. Я бы уж совсем запаниковал, если бы не Фишер. На лице старика не было ни страха, ни сомнений. Щеки его порозовели, морщины как будто даже разгладились, веселого азартного блеска в глазах прибавилось.
– Не тушуйся, деточка, – подбодрил он меня. – Бывал я и не в таких передрягах. Однажды, когда шел через линию фронта, пришлось выбирать между стаей голодных волков и старым минным полем. Сразу скажу, что выбрал волков. Со всяким, кто дышит, как-то можно договориться…
– Со всяким? – переспросил я. – Значит, и с полицией тоже? – Внутри меня затеплилась надежда.
– В обычных условиях – легче легкого, – ответил Фишер. – На том стояла и будет стоять земля русская. Ну кто такие наши полицаи? Люди как люди, только в униформе. Любят деньги, и чем больше сумма, тем проще найти общий язык. Но… С этими, сдается мне, уже договорились.
– Неужели со всеми? Вы же говорили, их сотня человек.
– Зачем? Только с тем, кто реально командует. А для тех, кто в оцеплении, – Вилли Максович показал на окно, – есть приказ, и точка. Будь реалистом, Иннокентий. Даже если мы сейчас с тобой спятим и сдадимся, едва ли нас выпустят живыми. Думаю, чпокнут при задержании или при попытке к бегству. И никаких вопросов. Лучший террорист – мертвый террорист. Для Рыбина это был бы отличный вариант. А затем его пионерчики без помех поищут Корвуса. Не найдут – тоже неплохо. Значит, он в тайнике, где вскоре и помрет от бескормицы…
– Отпустите заложника и выходите с поднятыми руками! – вновь повторил голос с улицы.
– Ну все, надоел! – решительно сказал Фишер. – Это не человек, а какой-то носитель. Твердит одно и то же десять минут подряд. Хоть бы гарантии для приличия предложил или призвал нас к переговорам. Боюсь, я ошибся: слова про заложника – это у них просто фигура речи. Им определенно намекнули, что коту Шредингера капут. Значит, скоро будут штурмовать.
– Скоро? – Мое сердце привычно понеслось вниз, навстречу желудку. Мне почудилось, что заоконные огни уже начали придвигаться к нам, медленно сужая круг.
– Порядок, минуты четыре у нас есть, – утешил меня старик. – И еще столько же как минимум мы добавим… Главное – не суетиться. Та-ак, дай мне вспомнить. Мы ведь с тобой сейчас на кухне, верно? Значит, где-то здесь он определенно должен быть. Не видишь? Ну-ка проведи ладонью по стене правее холодильника. Чувствуешь выступ? Увидел?
Только теперь я разглядел прямоугольник чуть выступающего из стены электрощитка. Дернув за кольцо, Фишер открыл металлическую дверцу, бегло осмотрел здешнее электрохозяйство, присвистнул и щелкнул ногтем по запыленным клеммам. Затем он понюхал пучки проводов и жестом иллюзиониста выхватил из бездонного кармана отвертку с пластмассовой рукояткой.
– Мальчик засунул два пальца в розетку, – с выражением продекламировал Вилли Максович, нацелив отвертку куда-то в гущу переплетенных проводов. – Все, что осталось, собрали в газетку… Фольклор. Будь добр, деточка, отвернись от щитка. Гляди в окно, так безопасней.
Едва я послушно повернулся, за спиной раздалось веселое «Три-два-раз!» – а дальше почти одновременно случились три события. Раздался громкий треск, как будто сзади меня с силой разодрали кусок полотна, в кухне кисло запахло горелым, а яркий день за окном снова стал ночью. Всю иллюминацию разом, в один миг, поглотила тьма, и никакие огоньки ручных фонариков уже не могли с ней совладать. Взрыв злых матюков слышен был даже отсюда.
– Так я и знал, – довольно сказал Фишер. – Халтура! Все полетело. После меня тут работали одни фуфлыжники. Эти поганцы сэкономили на проводке, и первое же серьезное замыкание вырубило нафиг всю сеть… А теперь, деточка, поспешим. Освещение они вряд ли наладят быстро, но сами скоро очухаются и придут. И лучше, чтобы нас тут не было. Не отставай!
Подсвечивая себе фонариком, Фишер выскочил из кухни и устремился вперед по коридору, а я вслед за ним, стараясь не отстать. Собственный фонарик в суматохе я выронил, так что свет Вилли Максовича стал моим единственным ориентиром. Сумрак превратил дом Сверчкова в лабиринт с неожиданными поворотами и загадочными дверями, которых я прежде не замечал. Я, например, был твердо уверен, что коридор кончается входом в кладовку, но рядом с ним теперь появилась вдруг еще дверь, которую Вилли Максович – бум! – открыл ударом ноги.
Сразу за дверью начиналась винтообразная лестница, уходящая в гулкую черноту с легким запахом земляной сырости. Я чуть замешкался, боясь потерять равновесие. «Не падай, хватайся за перила! – донесся снизу предостерегающий голос Фишера. – Держись за мной! Ориентир – мой голос и свет. Быстрее!» Цепляясь за перила, я стал съезжать по лестнице. Бледный круг света маячил уже под ногами, и я чувствовал себя Алисой, преследующей кролика.
Спустившись, я сразу потерял из виду фонарик Фишера и тотчас же сильно ударился коленом обо что-то твердое, шершавое и деревянно-скрипучее.
