– Я то и дело вижу тебя, – продолжила она. – Как-то раз увидела, как ты ставишь у дома велосипед и закрываешь дверь на замок. Потом услышала твой голос в ванной. Ты часто проходишь мимо меня в кафе, но сегодня впервые остановился, чтобы поздороваться.
– Я тебя ни разу не видел, – улыбнулся Джек. – Мои глаза…
– А можно мне узнать, будем ли мы рядом в будущем? Есть какие-то правила? Если снова увижу, как ты уходишь, я могу тебя остановить? А вдруг я тебя окликну, а ты не ответишь? Я этого не вынесу.
– Я всегда отзовусь, – уверил Джек. – Но если в один прекрасный день ты увидишь меня, но не захочешь разговаривать, просто не обращай на меня внимания. Спроси у себя, будешь ли ты жалеть об этом, когда вернешься домой. И не забывай: я не очень-то хорошо вижу, так что не обижусь.
Они немного посидели молча. Над плечом Джека мерцал солнечный свет.
В какой-то момент он глянул на часы.
– Тебе пора? – спросила Мэри.
– Еще нет.
Но это встревожило ее – Джек словно бы опаздывал на какую-то встречу. Она сразу перестала думать обо всем, о чем хотела его расспросить.
– Без тебя я стала совсем рассеянная, – сказала она. – На меня все сердятся. Иногда такое чувство, будто все, о чем мне хочется думать, спрятано под толстыми слоями ваты или пыли.
– Прости, – вздохнул Джек, – что меня нет рядом и я не могу тебе помочь.
– И это при том, – проговорила Мэри, потянувшись к нему, – что я тебя так ясно вижу.
Лицо Джека порозовело при свете солнца, седые волосы словно бы стали гуще.
Для человека из потустороннего мира он и вправду выглядел неплохо. Джек с любовью улыбнулся Мэри, обернулся и посмотрел в сторону могил. Вдруг он начал тихонько напевать. Это была старая мелодия, Мэри ее узнала и подпела. Песенка про мужчину, который отдал свое сердце женщине. Который хотел подарить своей возлюбленной весну, мечтал о том дне, когда обнимет ее, и в конце концов обезумел от любви. Мэри пела уверенно – она помнила все слова. Так чудесна была эта убежденность в незыблемости жизненного порядка!
– Синатра? – спросила она.
Джек кивнул.
– А стихи чьи? Роджерса и Харта?
– Точно!
«Интересно, – подумала Мэри, – а он знает, что плачет?»
– Мэри, любовь моя. Я сто раз отдавал тебе свое сердце.
– Эта песня про меня?
– Только не там, где поется, «как ты холодна». Ты никогда не была холодна. А все остальное про тебя.
Мэри утерла глаза рукавом и часто заморгала.
– Прости. Похоже, я очень часто огорчаю людей.
– Нет ты всех нас очаровываешь. – Джек снова посмотрел на часы. – Скажи мне скорее, как продвигается дело с твоей дочерью. Моя маленькая хитрость сработала?
– Хитрость?
– С моим медицинским браслетом. На нем был выгравирован номер ее телефона в надежде, что ее разыщут и она позаботится о тебе. Ты сгладила острые углы?
– Не уверена. Похоже, я ее сильно расстраиваю.
– О господи, – проговорил Джек тихо и нежно.
– Она очень строгая.
– Бедняжка моя. – Джек был готов прикоснуться к руке Мэри, но удержался.
А она… почувствовала бы она его прикосновение? Сохранил ли Джек осязаемость?
– Ты ведь очень хотела ее разыскать, помнишь? Для тебя это было важно. Ты кое-что хотела уладить. Не отступайся от этого. Тебе станет лучше.
Мэри покачала головой, подумав, не шутит ли Джек над ней.
– Быть может, ты мог бы записать это для меня? – спросила она. – Чтобы я запомнила.
– Не могу, любовь моя. Уже не могу. – Джек беззвучно похлопал ладонью по скамейке. – Не бойся, ты тоже сюда попадешь.
– Иногда, – прошептала Мэри, – мне кажется, что произошло что-то ужасное.
– Произошло, милая. Это твоя «грустная пустота».
– Это так называется?
– Я называл так те дни, когда ты плакала. Мне очень хотелось тебя утешить.
– А ты не мог?
– Ты не желала говорить об этом.
– Прости меня. Может, я была очень уставшая? Я теперь быстро устаю. Иногда чувствую себя так, словно мне сто лет.
– Это из-за болезни, Мэри.
– Или из-за того, что я плохой человек и ничего хорошего не заслуживаю.
– Ну-ну, не надо так говорить. Столько времени прошло. Ты заслуживаешь всего самого чудесного. И уж точно ты заслуживаешь того, чтобы в твою жизнь вернулась дочь. И внуки. Судя по всему, они замечательные.
Мэри проследила за взглядом Джека и увидела девочку, которая стояла рядом, обняв брата. Они были озарены солнцем и окружены стаей ангелов, обитавших в церковном дворе.
– Она меня тормошит, – сказала Мэри. – Знаешь, такое чувство, что она состоит из деталей по краям головоломки, а я – из нескольких кусочков посередине.
– Жаль, что мне нельзя остаться и познакомиться с ней.
Мэри поняла: Джек сейчас уйдет, – и это ее огорчило. На что она надеялась? Что ее мужчина вернется, из плоти и крови? Что он поможет ей встать и обнимет ее? Расстегнет рубашку и обнажит грудь, чтобы она прижалась к ней щекой?
Ах, как она тосковала по его теплу…
Мэри смотрела на Джека. Он встал, и она почувствовала, что не готова расстаться, ведь ей чего-то не хватило. Она сжала в пальцах край рукава Джека, но ее пальцы сомкнулись в пустоте.
– Что такое, любимая?
Мэри была потрясена немигающим взглядом любимых голубых глаз.
– Понимаю, – сказала она, – звучит глупо. Прости, если я кажусь странной, но я не могу отпустить тебя, пока ты не скажешь мне, как быть. Все, что ты говорил о Кэролайн, я забуду, точно знаю, что забуду. У меня плохо с головой. Чаще всего мне кажется, будто я скольжу в темноту по склону горы. Разве я когда-нибудь смогу с этим справиться?
– Хочешь, чтобы я дал тебе совет? – Джек погладил Мэри по плечу.
Она вяло кивнула.
– Вроде того.
Джек улыбнулся.
– Что ж, это радует.
Мэри порылась в сумочке, разыскала среди бумажных платочков и мятных жевательных резинок ручку и протянула Джеку.
– Помоги мне.
– Сама записывай, – велел Джек.
А затем продиктовал Мэри предложение, и она написала большими синими буквами на сморщенной коже тыльной стороны ладони: «Я – МЭРИ ТОДД».
– Ну вот, – улыбнулся Джек. – Это все, что тебе нужно.
Мэри обескураженно посмотрела на него.
– И все?
Джек кивнул. Мэри заметила на его губах легкую усмешку.
