Кэролайн мгновенно все испортила – она заявила, что Мэри не должна была оставаться и жить с ними, но драгоценные дети постоянно вставляют ей палки в колеса.
– Она здесь уже шестьдесят суток, – вздохнула Кэролайн, и это прозвучало просто жутко. Так, словно у нее есть календарик, в котором она зачеркивает день за днем перманентным маркером.
Затем Кэролайн спросила у врача, не может ли та сообщить о своем визите в органы опеки, чтобы Мэри продвинули вперед в очереди на место в доме престарелых. Врач обещала всяческую помощь и поддержку.
– В последнее время она уже дважды обмочила постель, – добавила Кэролайн. – Пришлось менять все белье целиком, сушить, проветривать и переворачивать матрас. Я с трудом уговорила ее помыться и отдать ночную рубашку, чтобы я выстирала и высушила ее к следующей ночи. Она желает носить только одну-единственную ночнушку. А один раз она не только обмочилась. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Просто ужас!
Кейти с трудом проглотила подступивший к горлу ком. Почему мать не сказала ей об этом? Да и так ли все было в самом деле или Кэролайн просто сгущала краски, чтобы произвести впечатление на врача?
– Я не понимаю, почему деменцию лечат не так, как другие болезни, – сказала Кэролайн. – Будь у нее рак, ее бы сразу поместили в больницу, где лечили бы и кормили. А с этим недугом мы все сражаемся друг с другом за место в доме престарелых, как будто это гостиница, и убеждаем себя в том, что все чудесно и справедливо. Особенно то, что мы сами все оплачиваем. Придется потратить все деньги моей матери. Все, что она заработала за свою жизнь. Но она же не виновата в том, что больна! Почему от больных раком не требуют, чтобы они оплачивали свое лечение?
У терапевта на эти вопросы ответов не было. Она сочувственно прикоснулась к руке Кэролайн и сказала, что вечером обязательно напишет письмо куда следует, а утром его можно будет забрать в хирургическом отделении больницы.
– Ее так сильно напугал дом отца, – поделилась Кейти, когда мать закрыла дверь за врачом. – Мэри его узнала. Поверь мне, нужно просто выяснить, почему так случилось, и она сразу почувствует себя гораздо лучше.
– А я тебе скажу, – буркнула Кэролайн, – что почувствую себя гораздо лучше, если ты прекратишь играть в детектива-любителя.
– У нее «грустная пустота».
– Что у нее? Ты о чем?
– Так обозначается безнадежное забывание. Это Джек придумал. Она несколько раз произносила эти слова. Они описывают то, как она себя чувствует, когда расстраивается, сама не зная почему. Как думаешь, когда Мэри плачет по ночам, происходит это самое?
– Ты слышала, что я только что сказала? – проговаривая эти слова, Кэролайн как будто сразу же постарела. – Больше всего ей нужен хороший уход. Я думала, что могу тебе доверять, Кейти, а ты бросила ее. Ты солгала мне, убежала на свидание с каким-то парнем и напрочь забыла об ответственности.
– Меня не было всего несколько часов. Я же не знала, что Крис ее туда повезет!
– А ты представь, если бы отец оказался дома! Как это было бы ужасно!
– Так Мэри все-таки там бывала? Приезжала туда?
– Ты не можешь все это прекратить, Кейти? Что на тебя нашло? Я не хочу сейчас об этом говорить.
Кэролайн что-то знала. И выяснить это можно было двумя способами. Первый – расспросить Мэри, но с учетом того, в каком она была состоянии, это исключалось. Второй – спросить у отца. В конце концов, в доме престарелых Мэри упомянула его имя.
– Пошли ему мейл, – сказала Кейти, зайдя в комнату брата, подальше от всевидящих глаз матери. – Пусть встретится с нами.
Крис был в восторге – решил, что Кейти исполняет данное ему слово. А ей больно было смотреть, как брат пишет: «Хочешь встретиться? Я был бы очень рад». Крис добавил целую строчку поцелуев и улыбнулся от уха до уха, нажимая клавишу отправки, будто через пару дней должно было наступить Рождество.
Всего лишь через пятнадцать минут пришел ответ от отца. Он написал, как приятно ему было наконец получить весточку от Криса, что это «сделало его день». Спросил о Кейти. Даже о их матери спросил. А потом поинтересовался, знает ли она, что Крис послал ему сообщение? Если не знает, то стоило бы рассказать.
– Ни за что! – проговорил брат.
Свое письмо отец закончил словами о том, что между ним и мамой отношения непростые, но если Крис ей скажет, что готов к встрече, то, может быть, она наконец согласится. «Мне бы очень хотелось», – добавил он – и тут же все испортил, написав о том, что он «в отпуске во Франции до августа (вот почему дом был заперт), так что давай отложим до конца месяца».
– Это еще две недели, – сказала Кейти. – Кто же так надолго уезжает в отпуск?
– Люди с маленькими детьми, – мрачно изрек Крис.
Когда же их с братом увозили в такой долгий отпуск? Да никогда. А отец со своей новой семьей не имел ничего против многонедельного отдыха. Из-за этого Кейти захотелось плакать, и это ее удивило, потому что обычно все чувства к отцу – это было по части Криса. А еще ей захотелось добежать до кафе и рассказать Симоне, как все ужасно обернулось, но ведь та ей вряд ли посочувствует, правда? Она обидится на Кейти за то, что та не отвечала на сообщения (их уже семь), за то, что оттолкнула и ее и вела себя как трусиха, и еще потому, что просила о том, чего на самом деле не хотела. (Кейти до сих пор мысленно стонала, вспоминая свои слова «научи меня». Да, она действительно обычно хотела многого и без последствий.)
Существовало только одно место, где можно было искать тайны прошлого, но это место являлось самым запретным. Если бы кто-то так предал Кейти, как она собиралась предать свою мать, она бы этого человека никогда не простила. Но какой у нее был выбор? Она хотела, чтобы Мэри вернулась к ней и хорошо себя чувствовала, чтобы спазмы сосудов не случались каждые пять минут, потому что тогда бабушка не могла вспомнить то, что хотела. Кейти вернула ей воспоминания о кафе и Виктори-авеню, и это помогло: Мэри стала спокойнее и радостнее. А поездка к дому отца все разрушила, и нужно было помочь Мэри понять, почему это случилось.
На следующий день, когда Кэролайн отправилась в поликлинику, чтобы забрать оставленное для нее терапевтом письмо, Кейти приготовила Крису молочный коктейль, обеспечила всевозможными вкусностями и дала свой лэптоп, чтобы он мог, сидя в кухне, смотреть видеозаписи на YouTube. Кейти включила для Мэри телевизор, а входную дверь заперла и ключ убрала в карман. Она поднялась наверх – в ту комнату, которую теперь делила с матерью, – и закрыла за собой дверь.
Кейти убедила себя в том, что, осматривая гардероб матери, сможет остановиться в любой момент. На всякий случай сфотографировала вещи – мало ли, вдруг мама устроила ловушку? – чтобы потом восстановить порядок полностью. Зафиксировала расстояние между вешалками, точное положение туфель, уложенные горизонтально сапоги и закрытые на молнии пластиковые пакеты с джемперами и свитерами (так шерстяные вещи оберегались от моли).
