– Теперь можно спать спокойно.
– А что это такое?
– Herba acribus arboribus. Жгучая лесная трава. Вызывает у подавляющего большинства местных хищников ожог слизистых и шкуры. Есть пара видов, которые как раз в ее зарослях и живут, но они не опасны. Если хищник чувствует ее запах, а она пахнет очень сильно, он даже близко не подойдет, как бы ни был голоден. Почти моментальный отек трахеи и смерть от удушья. А мертвым добыча ни к чему.
– А ваши любимые рептилии как же?
– У них тоже есть слизистые, и они тоже опухают. Кроме того, попадание сока на шкуру здоровья не добавляет.
– А на людей это ваше чудо-средство не подействует аналогичным образом? У меня аллергия на всякое разное растительное…
– В том-то и прелесть этой чудной травки! Мы с вами – пришельцы из другого мира, она не готовилась с нами воевать.
– Так что теперь мажем одежду этой вашей жгучей хербой и смело гуляем по лесам?
– Увы. Работает только живая или свежесорванная трава. Уже завтра от нее не будет никакого проку. Разве что в горшке ее с собой носить, но она штука капризная, требует правильных условий содержания.
Ночью все-таки решили дежурить. Я пожаловался на не очень хорошее зрение в темноте и успешно продрых большую часть ночи. Андреич растолкал меня, когда небо уже начало светлеть.
– Давай, поглядывай тут. Трава нормально работает, но мимо нас все-таки прошло несколько заинтересованных… морд. Ночные хищники сейчас уже отправляются спать, а дневные пока не активны. Доброй охоты, брат!
– Мы с тобой одной крови, – отшутился я другой цитатой из «Маугли».
В предгорьях ночью прохладно. Я напялил все свои одежки и сменный комплект формы покойного Боба, при этом согревшимся себя не чувствовал. Зато выспался хорошо. У негодяя-пилота была припасена легкая палатка и два спальных мешка. Как раз наш вариант – двое спят, один караулит.
Светлело все заметнее. Местной луны уже не было видно, она скрылась за одной из вершин, к которым лежал наш сегодняшний путь. На засыпанной светлым гравием полянке можно было различить отдельные камешки, но кусты еще стояли темными пятнами.
Странное ощущение, как будто меня разложили на разделочной доске и выбирают кусок поаппетитнее. Вот с правой стороны и рассматривают. Видимо, я в профиль толще… Что за черт, поворачиваюсь в ту сторону… и ощущение пропадает. Только отдельные кусты чуть колышутся, все дальше, дальше…
Нет, нельзя мне в такие приключения, слишком натура впечатлительная. И нежная не по годам. Вот опять какое-то волнообразное движение в траве, на границе нашего каменного пятачка. Воображение услужливо рисует змеюку метров шесть длиной. Движение замирает, потом продолжается уже от меня. Хорошо, что я последним дежурю, черта с два после подобных ночных визитеров смог бы уснуть. Или смог бы? Гадюк я тоже вчера насмотрелся, и ничего, не снились.
Такое впечатление, что наше появление вызвало интерес у всех местных жителей. Не было никогда на этой полянке ни яркой палатки, ни вкусно пахнущей двуногой еды. Ни противной ядовитой веревки по периметру. Вот все и заглядывают на огонек, кто поглазеть, кто подхарчиться, но предсказуемо обламываются. Кусты и трава шевелились с неприятной регулярностью, но чем дальше, тем меньше меня это напрягало. Я поворачивался на шум, прикидывал, как буду стрелять, а эмоции… Эмоций больше не было.
Зато пустая голова постепенно заполнялась другими мыслями. Вылетали мы вместе с фельдкурьером и его охранниками. Наше присутствие на борту наверняка зафиксировано документально. Если мы выходим к людям в компании Нота и заветного портфеля в его рюкзаке, нас допрашивают и, скорее всего, записывают в свидетели. А вот если с Нотом что-то случится или, не дай бог, он пропадает вместе с портфелем, – тут нам придется совсем кисло. Будем подозреваемыми до конца жизни. А поскольку самолет сгорел, а педиков-злоумышленников давно сожрали, с доказательной базой получается не очень. Следователи будут копаться в наших доходах, ограничивать передвижения и все такое прочее.
А из этого следует, что Нота теперь надо беречь как зеницу ока. Он должен вернуться и рассказать, что мы невиновны. А если не получится, то хотя бы портфель надо вернуть. Решено, спасаем портфель, и Нота, если получится.
Хотя, с его навыками, скорее он вернется, а я останусь.
Ладно, возвращаемся втроем. Мы в одной лодке, не считая портфеля.
10
Нот вылез из палатки, когда совсем рассвело. Спросил, как прошло дежурство. Никто из здешнего зверья так и не рискнул попробовать наши тушки на вкус этой ночью. Спасибо волшебной траве профессора Евстахова.
Ложиться спать уже не имело смысла. Я сходил за водой, наполнил канистру и все банки. Нот охранял меня в процессе, но стрелять не понадобилось. То ли мы так провоняли лесной жгучей травой, то ли зверье не успело проголодаться. Ну и славно. Как по мне, лучший бой – тот, который не состоялся.
Перекусили, собрались и полезли вверх. Мысли о том, что я еще на что-то гожусь, в этот день в голову не приходили. Хотелось остановиться, хотелось отдохнуть, хотелось лечь и сдохнуть. Кончилась жижа в ингаляторе. Но мы продолжали лезть, и постепенно организм смирился. Нет, возможностей супермена я не получил, но руки-ноги двигались, тело продолжало цепляться конечностями за скальные выступы, тащило вверх не только себя, но и рюкзак. Опять накатило какое-то отупение. И когда за очередным булыжником вдруг открылся огромный горизонт с космами леса, блестящими цепочками рек и залысинами долин далеко внизу, я даже не сразу понял, что мы залезли на перевал.
Ветер дул такой, что надо было очень хорошо держаться, чтобы случайно не стать птицей. Возможно, так эволюция и двигалась? Сдуло ящеров с утеса, один не убился, дал потомство…
Спустились чуть ниже, уселись обедать. Зажечь сухой спирт на таком ветру даже не пытались, пожевали галет с джемом и паштетом, запили водой. При такой интенсивности потребления армейских пайков нам хватит еще на пару дней. Потом придется или охотиться, или воровать. Насчет купить верится меньше.
Если кто думает, что спускаться проще, чем подниматься, – он заблуждается!
Желающим убедиться на собственном опыте советую подняться на лифте на какой-нибудь небоскреб и спуститься по лестнице. Даже пары десятков этажей достаточно, чтобы наутро болела задняя сторона бедер и колени самопроизвольно сгибались. А мы спускались с километр, если не больше. Когда Андреич объявил привал, я просто упал на рюкзак и тупо смотрел в высокое, синее, начинающее темнеть небо.
Надо что-то менять в этой жизни. Или перестать сидеть в офисе и заняться спортом, или перестать шарахаться по этим дурацким горам. Не только Нот, но и Андреич, в свои семьдесят с хреном лет, совершенно не выглядят уставшими. Подумаешь, километровой высоты хребет преодолели, делов-то…
Выстрел грохнул совершенно неожиданно. Громкий, тугой и гулкий, как из пушки. Я отстегнул рюкзак и вскочил на ноги, лихорадочно нащупывая предохранитель на Бобовом автомате.
