Как? Приказать? Я никогда не умел приказывать, и сейчас не хватит всего моего упрямства, чтобы голос зазвенел сталью. Но если невозможно ненавидеть, остаётся только...
Хороший пёсик, иди к папочке... Ну же... Послушай... Я тебя так люблю... Нам будет хорошо вместе... Иди сюда, я тебя поглажу...
Разрушение приостановилось. Пустота задумчиво наклонила уродливую голову, прислушиваясь к моим просьбам.
Я тебя жду, мой хороший... Возвращайся назад, пожалуйста! Зачем тебе всё это? Разве я плохо тебя кормил раньше? Иди ко мне...
Зашуршала дверь. Это ещё что за... Ах, кузен же обещал прислать одеяло! Только Киана мне сейчас для полного счастья и не хватало... Я уже почти держу своего пса за загривок... Почти...
— Не ходи сюда! Закрой дверь и скажи Ксаррону... Скажи, что он был прав: я выбирал себе не тех противников.
Пустота недовольно взрыкнула.
Всё хорошо, мой дорогой... Сейчас я почешу твою шею... Иди ко мне... Я так тебя жду... Иди же... НА МЕСТО!
Толчок возвращения был так силён, что отбросил меня назад, протащил по полу и впечатал в заднюю стену комнаты. Но, ударяясь затылком о щербатый камень и теряя сознание, я закрывал глаза совершенно спокойно, потому что знал: Зверь всё-таки вернулся туда, где должен быть. Туда, где нет ничего, кроме него самого и... кроме меня.
Мне стыдно смотреть миру в глаза. Очень стыдно. Наверное, именно поэтому я никак не могу решиться и проснуться. Проснуться окончательно и бесповоротно. Дремота стала тягостной и противной, но даже такая она лучше, чем бодрствование. Лучше, потому что можно делать вид, будто ничего не произошло. Будто я всё тот же Джерон, что и прежде... Но ведь, уже не тот, верно? И я не смогу прятаться от самого себя вечно. Не смогу. А как хотелось бы...
— Ты собираешься покинуть постель или предпочитаешь всю оставшуюся жизнь ходить под себя?
Это мой кузен. Острит, по своему обыкновению. Острит удачно. Собственно говоря, с таким обширным жизненным и не только опытом и я бы откалывал очень и очень смешные шутки... Ну, по крайней мере я бы считал их смешными, и этого было бы довольно.
— Я знаю, что ты не спишь. Хватит притворяться!
Я и не притворяюсь. Больше всего на свете я хочу навсегда остаться в объятиях сна. Хочу, но сон... Сон со мной не согласен и медленно, но верно сдаёт позиции. Эх ты, трус... Испугался Ксаррона? Я вот, например, его нисколечко не боюсь. Да! Чего мне бояться Ректора Академии, создателя и вдохновителя Тайной Стражи и собственного кузена, если одним движением мысли могу опрокинуть весь этот мир... О, нет!
Я застонал и открыл глаза.
— Почему не оставил меня в подвале? Всем было бы спокойнее.
— Не думаю. Мне не улыбалось в один прекрасный момент ощутить, что пол проваливается под ногами.
Ксо сидит на подоконнике. Сидит в своём обычном, а не «здешнем» облике, и это говорит о многом. Например, о том, что кузену глубоко наплевать на соглядатаев, буде таковые имеются. А если Ксо не заботится о сохранении секретности, это означает...
Означает, что сейчас его больше волнует то, что происходит со мной.
Как только я осознал сей очевидный факт, из глаз, открытых с таким трудом, потекли слёзы. Горячие и кажущиеся нескончаемыми, они текли совершенно беззвучно, но Ксаррон внезапно повернул голову в мою сторону, присмотрелся и... В течение мига оказался рядом, сгребая меня в охапку:
— Прекрати сейчас же!
— Что... прекратить?... — слова даются тяжело, потому что вынуждены спорить со слезами за право появления на свет.
— Не плачь!
— По... почему?...
— Во-первых, это не поможет...
— Я... знаю...
— А во-вторых... Нет, уже достаточно того, что «во-первых»!
Несколько минут мы молчим. Я давлюсь рыданиями, Ксо прижимает меня к своей груди. Сцена почти волшебная, вот только...
Почему надежда всегда воплощается не так, как ты того хочешь? Почему всё переворачивается с ног на голову? Я и мечтать не смел о том, чтобы кто-то из родственников снизошёл до объятий, а теперь тепло чужого тела обжигает и отталкивает меня, потому что... Потому что у меня нет права на нежность. Не заслужил. Мир мог рухнуть из-за глупой ярости. Из-за детской обиды. Рухнуть и никогда уже не отстроиться снова. О, боги... Какое же я...
— Я — чудовище, правда?
Пальцы Ксо ощутимо дрогнули.
— Как посмотреть.
— Да как ни смотри...
Тяжёлый вздох.
— Видишь ли, по меркам людей любой, кто отличается от них в какую-нибудь сторону, является чудовищем. Без оправданий и допущений.
— Но... ведь... а эльфы?
— Эльфы? Тоже монстры, в своём роде. Просто ты ни разу не видел, с какой злостью смотрит на эльфийку девушка, считавшая себя королевой красоты... Тот, кто не человек, тот — чудовище. С этим трудно спорить, да и... не нужно.
— Я... не о том... моя... сущность...
— Ты больше человек, чем, например, я. Если это тебя хоть немного утешит, — печальный смешок. — Даже в самой чистой и светлой душе живёт демон. Крохотный, незаметный, безобидный, он ждёт своего часа. Ждёт удобного момента, чтобы пожрать сияющий свет и исторгнуть из себя мрак, который поглотит всё и вся... Нужно уметь бороться со своими демонами, но раз и навсегда их победить — невозможно.
— Невозможно?
— Увы. Утро не наступит, если вечером солнце не скроется за горизонтом. Добра и зла не существует, Джерон. Тебе так долго и много об этом рассказывали — неужели до сих пор не понял?
— Я... пытаюсь...
— Вижу. Может быть, твоих усилий недостаточно, но... Не буду тебя в этом упрекать. Принимать то, что неизбежно, очень трудно. Многие погибают, не в силах смириться со своим Путём.
— Но... то, что во мне...
— В тебе и останется. Я могу на это рассчитывать?
— Да... наверное...
— Киан передал мне твои слова. Значит, кое-что ты, всё-таки, принял.
— Я... — воспоминание об уродливой морде вызвало новый всплеск рыданий. — Я не смогу с НЕЙ справиться... Я всего лишь вернул ЕЁ на место, но... ОНА когда-нибудь вырвется на волю...
— Пока ты будешь помнить о последствиях, привязь останется прочной.
— Привязь... Кто из нас сидит на цепи? Я или ОНА?
— Думаю, вы оба. Кстати, приношу извинения.
— За... что?
— Я подозревал, насколько жестоким будет твоё сражение, но... Должен был сделать то, что сделал.
— Ты хочешь сказать, что нарочно...
— В некотором смысле, да. Впрочем, это произошло бы очень и очень скоро, даже без моего скромного участия. Ты подошёл к самой Грани, но отводил глаза, не желая смотреть на то, что ждёт во Мраке. Не видя Пути, по которому ступаешь, нельзя двигаться ни назад, ни вперёд, Джерон. Ты должен был оказаться лицом к лицу с самим собой. И — оказался.
