— И... нет никакого способа, чтобы... Ведь можно обрести забвение? — голос девушки звенит от внутреннего напряжения.
— Можно. Но даже самый несчастный человек на свете не согласится отдать сокровища своей памяти в обмен на возможность прожить жизнь иначе.
— Ты не прав! Я бы отдала.
— В запале обиды или злости — да. А по здравому рассуждению — нет. Потому что глупо стремиться забыть. Что бы то ни было.
— Но почему? — крик несётся над каналом.
— Потому что без ступенек памяти душа не сможет подняться вверх.
Я уже и сам не рад, что затеял это разговор. Не рад потому, что пытаюсь учить Роллену истинам, которые сам никак не хочу принять.
— Вверх? И что там, вверху? — жалобно-требовательный взгляд.
— Полагаю, нечто лучшее, чем внизу. Или нечто, без чего нельзя обходиться. Даже крот время от времени выползает на поверхность земли.
— Крот? — недоумение и растерянность, наконец-то, сменяют собой озлобленную решимость.
— Ну да, есть такой зверёк... Жаль, сейчас кротовин не найти... А, и ладно! Как тебе мои доказательства? Угодили или нет?
— Зачем ты со мной заговорил? — Роллена выпрямляется, отстраняясь от перил.
— Сам не знаю. Иду, смотрю: девушка грустная стоит — такое впечатление, что сейчас в воду кинется... Я и подумал: отчего не поговорить? И мне развлечение, и ей забава. Последняя, — расплываюсь в улыбке.
— И верно, забава, — лёгкий кивок. — Напоследок.
— Вообще, если хочешь — прыгай, — великодушно разрешил я. — Вода сейчас холодная, тело быстренько онемеет: и не заметишь, как захлебнёшься. Даже если вытащат... Поболеешь немного, и всё равно умрёшь.
— А мой... у меня есть знакомый маг, он может вылечить от многих болезней, — крохотная доля лукавства в уголках губ.
— Что ж он тебя от грусти не вылечил? Или сердце волшбе не подвластно?
— Не подвластно, — подтверждает девушка, но уже не так скорбно, как в начале нашей беседы.
— А я-то думал... — разочарованно цыкаю зубом. — Вот так и умирают самые светлые мечты! Значит, разбитые чувства ничем не склеить?
— Ничем.
— А может, и не надо склеивать? — предлагаю неожиданный выход из тупика. Неожиданный для Роллены, потому что она окончательно поворачивается ко мне лицом, на котором начинает проявляться возмущённое недоумение.
— Не надо?
— А есть ли смысл? — продолжаю рассуждать. — Вот, подумай: если у тебя разобьётся кувшин. Или ваза. Или бокал. Можно сварить клей и попробовать склеить осколки, но через какое-то время сила клея иссякнет, и посуда вновь станет грудой сора.
— Но чары...
— Чары? Они не склеивают, красавица.
— А что же они делают? — девушка удивилась. На самом деле.
— Они заставят швы срастись, но кувшин уже не будет прежним. Он изменится, потому что произойдёт вмешательство в его... Да, в его Суть.
— Хочешь сказать, что кувшин перестанет от этого быть кувшином?
— Нет. Но он будет ДРУГИМ кувшином. Чувствуешь разницу?
— Не очень, — признаётся Роллена.
— Экая ты непонятливая, красавица... Ладно, попробую пояснить. Изначально было что? Глина, которую собрали, смочили и размяли руки гончара. Потом шматок грязи обрёл форму и прошёл испытание огнём... И на всём жизненном пути частички кувшина — будущего и настоящего — впитывали в себя тепло человеческих рук. Впитывали память о том, что было и о том, что есть. Каждый комочек глины занял своё место. А что сделает магия, склеивая осколки? Она перемешает комочки, расплавит их и заставит снова стать твёрдыми — но уже на других местах. И несколько строчек в Книге Памяти будут стёрты. Навсегда. Поверх них появится другая запись: кувшин родится снова. Но он забудет того, кто в первый раз подарил ему жизнь.
— Кажется, я начинаю понимать... — васильковый взгляд просветлел. — Если таким же образом вмешаться в жизнь, расставшихся можно соединить, но это будут уже не те отношения.
— Совершенно верно! — я удовлетворённо кивнул. — Гораздо проще и правильнее взять метлу и совок, сгрести мусор и выкинуть его прочь, начав всё заново.
— Как просто, — первая настоящая улыбка тронула сухие губы.
— Именно! Просто, и никак иначе! — я взглянул на воду. — Ну что, будешь прыгать?
— А тебе какой в этом интерес?
— Да отойду подальше, чтобы не решили, будто я тебя толкнул.
— Трусишь? — глаза Роллены лукаво сверкнули.
— Куда ж без этого? — вздыхаю. — Между прочим, трусить — это большое искусство! Я бы рассказал, но мне нужно встретиться с друзьями... Так что, позволь откланяться!
— Уходишь? — в голосе девушки проскользнуло разочарование.
— Ну, я же не прощаюсь, красавица! Как-нибудь встретимся ещё раз и поговорим.
— О чём?
— Обо всём на свете! Обещаю! Но и ты пообещай, в свою очередь...
— Что же? — а она заинтригована. Ай да я!
— Дождаться этого самого разговора. А для этого ты должна хорошо кушать, много бывать на свежем воздухе, слушать красивую музыку, петь песни — весёлые и грустные, и...
— Не слишком ли этого много для меня одной?
— Думаю, нет. Самое главное: ты должна обещать, что займёшься делом.
— Каким? — сосредоточенный интерес в глазах. Ай-вэй, дорогуша, вот кому следовало бы входить в опору королевского престола!
— Любым. Выбери то, что тебе по душе и постарайся добиться успеха на избранном пути. Только не успеха, о котором кричит толпа, а успеха, о котором молчат глаза тех, кого ты считаешь мерой дурного и хорошего. Договорились?
— Мы раньше с тобой не встречались? — отвечает Роллена вопросом на вопрос.
— Не в этой жизни, красавица!
— А у меня такое чувство, что этот разговор уже случался... когда-то. Нет, не вспомню, — тонкие пальцы заправили самый непослушный белокурый локон в причёску.
— Так ты обещаешь?
— А ты? Выполнишь то, о чём говорил? — внимательный прищур.
— Я всегда держу слово.
— Тогда и я — сдержу. Чем я хуже мужчины?
— Ты — гораздо лучше мужчины! — подтверждаю. С воодушевлением. — Могу даже доказать, почему!
— Ой, не надо! Я догадываюсь! — улыбка, стремительно переходящая в смех. Искренний и светлый. — Не порти впечатление!
— Твоё обо мне или наоборот?
— Оба!
— Хорошо, не буду. Счастливо оставаться!
— А тебе — счастливо вернуться!
Почему-то простое пожелание из уст Роллены показалось мне исполненным некого тайного смысла. Но я и предположить не мог, какой могучей силой обладают слова, сказанные от чистого сердца.
