— Я запомню, — благодарный кивок. — А почему тебя так волнует его судьба? Насколько знаю, именно он приказал поставить клеймо, а теперь ты трогательно заботишься о безопасности своего обидчика... Как-то подозрительно всё это выглядит!
— Надо поступать иначе?
— Не знаю. Может быть. Но если бы ты злился на мальчишку, я бы понял...
— А кто сказал, что не злюсь? Злюсь. Но некоторые вещи важнее личных чувств, не находишь? Мост, попавший под дурное влияние, будет опасен для всех, а не только для себя самого. Я никак не могу понять, зачем и кому понадобился послушный Источник Силы, но не хочу допускать, чтобы произошло нечто страшное.
— Почему?
— Что?
— Почему не хочешь допускать?
— А ты бы хотел? Зная, к чему приведёт промедление и беспечность? Думаю, что нет. Верно?
Дэриен пожал плечами.
— Не буду спорить. Но тогда ты должен был и меня предупредить об опасности!
— Какой? — на сей раз я не понял, о чём идёт речь.
— Мне ведь тоже предстоит Инициация!
— Да, но... Ты — случай особый. Во-первых, Инициация будет повторной. Во-вторых, ты вполне устоявшаяся личность. В-третьих, у тебя есть защита от чужого влияния.
— Имеешь в виду жемчужину?
— Угу. Кстати, ты не обращал внимания: она не изменяла цвет?
— Цвет? — принц наморщил лоб. — Сейчас, когда ты спросил... Раз или два мне показалось, что она слегка темнела. Как будто внутри неё что-то есть и время от времени приближается к поверхности...
— Только магам её не показывай, хорошо?
— Почему?
— Отнимут.
— Отнимут? — ошарашенный взгляд.
— Конечно. Могу спорить, на что угодно: мимо такого амулета ни один уважающий себя кудесник не пройдёт. Поэтому береги мой подарок. И свою семью.
— Ты собираешься уйти? — догадался Дэриен.
— Не то, что собираюсь, просто... Нужно время от времени действовать не во имя собственного удовольствия, а уважая желания и исполняя требования окружающих, — сия глубокомысленная декларация несовершенства жизни вызвала недоумённое выражение на лице принца, и я пояснил: — Меня хотят видеть дома.
— Дома... А твой дом далеко?
— Отсюда не видно.
Дэриен криво усмехнулся:
— Значит, тебя долго не будет.
— Наверное.
— Но ты вернёшься?
— Почему бы и нет? Считаешь, что мне следует это сделать?
— Следует! — заявление слишком поспешное и чересчур разгорячённое надеждой.
Качаю головой:
— Эх, твоё высочество, главного ты так и не понял!
— Чего именно?
— Дружба это, конечно, замечательно. Но есть много других вещей, требующих нашего участия. И сейчас наши Пути медленно, но верно расходятся. На какое-то время. Возможно, потом они сойдутся вновь. И мы... сойдёмся. Более взрослые. Более мудрые. Более терпеливые. И непременно найдём, что сказать друг другу... Нужно только подождать. Сумеешь?
— Это трудно.
— Знаю. Но именно трудности закаляют характер, как твердят все умники мира. Так что, быть нам с тобой закалёнными!
— Ты не хочешь уходить, — глаза принца, кажется, видят меня насквозь.
— Не хочу. Скажу больше: боюсь, потому что знаю, КУДА иду, но не знаю, С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ. Правда, идти всё равно придётся, а значит, со страхом нужно будет договариваться.
— Договариваться? Я думал, страх надо побеждать.
— А зачем? Разумная доля страха ещё никому не вредила! Просто увлекаться не стоит, а при соблюдении правильной меры способен оказаться полезным даже самый сильный на свете яд.
— Всё-таки жаль, что ты не захотел быть моим наставником, — сокрушается Дэриен. Хочется верить, что в последний раз.
— Наставником... Не думай, я не способен изрекать умные мысли с утра и до вечера! Гораздо больше мне нравится брюзжать и ехидничать безо всякого повода, что успешно и быстро портит мои отношения с самыми терпеливыми людьми... И, потом: учить — очень болезненное занятие.
— Это ещё почему?
— Потому, что учитель сначала сам должен пройти собственный урок, чтобы иметь полное право предостеречь и направить ученика. То есть, нельзя учить тому, чего не знаешь сам.
— Ты бы рассказал это придворным учителям! — фыркнул принц.
— И расскажу. Однажды. Только они не поверят.
— А мы их выгоним! Всех! Взашей!
— Обязательно выгоним. Можем даже пинка дать. Вот только где других-то найти? Учителя, даже плохонькие, на дороге не валяются: не бросовый товар, как ни крути.
Дэриен всерьёз задумался над моими словами, но не успел сделать тот или иной вывод, потому что на пороге кабинета появился Ксаррон, покряхтывающий и гримасничающий сверх всякой меры, что ясно свидетельствовало о чудесном расположении духа моего кузена:
— А я уж начал тревожиться...
— О чём же господин Ректор? — растерянно, но привычно вежливо осведомился принц.
— О вашем здравии, конечно же! Слишком тихо вы тут сидите... Прямо как в склепе!
— Ну, вы и скажете, — морщится Дэриен.
— Кстати, ваше высочество, вы мне нужны. И не одному мне... Извольте спуститься вниз.
— Что-то случилось?
— Пока нет, но может. Если не навести порядок в делах. Не хотелось бы вас торопить, однако...
— Уже иду, господин Ректор.
Слова принца не разошлись с делом: молодой человек не стал медлить и, без сожаления покинув кресло, вышел из кабинета. Я остался сидеть на столе, за что был удостоен очередной недовольной гримасы и вкрадчивого:
— Не желаешь узнать, что стряслось?
— Не-а.
— А придётся! — Ксо в два стелящихся шага оказался рядом со столом и поймал пальцами моё ухо.
От цепкой хватки кузена правый орган слуха вашего покорного слуги избавился только при выходе на лестничную площадку: наверное, Ксо решил, что устраивать представление перед находящимися в холле людьми — ниже нашего с ним достоинства. То бишь, для себя любимых — пожалуйста, а для чужих — ни-ни! И за такое непоколебимое понятие достоинства я был ему благодарен. Искренне и глубоко. Тем более что зрители не способны были оценить шутовство. Особенно сейчас...
Собственно говоря, я так и остался там, где начинались перила, а вот Ксаррон спустился вниз и с видимым удовольствием расположился на заботливо притащенном Кианом стуле, выбрав место установки сей мебели таким образом, чтобы иметь возможность наблюдать не только за мной, но и за беседой, пытающейся начаться у входной двери.