– А каким должен был быть финал твоей собственной истории?
– Хочешь знать, не поступил ли бы я так же, как Руди? Нет, парень, у нас другие методы. Все-таки он, – Бронко кивнул на мертвого церэушника, – решил играть по своим правилам. Заметь, это ведь даже не указание Джейкобсона, а чистой воды «махновщина».
– Ну, допустим, и все же, как бы вы стали получать интересующую информацию от меня?
– То, что ты ее, эту информацию, вообще получил, – воля случая. Как я понимаю, ты рассматривался американцами исключительно как проводник. При другом раскладе, ты бы сейчас попу грел на солнышке, возле подстанции, вместе с Натаном и другими научниками. Руди был прав, твой спуск сюда вообще не был изначально ими предусмотрен. Отвечая на твой вопрос: мы на тебя никаких особых видов не имели. Да, на всякий крайний случай определенный подход к тебе был. Рассчитанный, правда, на другой масштаб, нежели имеющаяся сейчас у тебя информация. Я могу передать тебе привет от ротного и комбата, под началом которых ты служил. И упомянуть кое-что из событий твоей службы, о чем человеку, не связанному с моей организацией, а тем более иностранцу, вряд ли могло бы быть известно. Помимо этого, я мог бы описать, как может измениться судьба твоего племянника после отсидки – в положительную сторону. Я, конечно, не в курсе, что там тебе предлагал американский майор, но поверь, Родина тоже может не только обещания раздавать да оперировать голыми лозунгами.
– Меня не это сейчас интересует.
– Да я понимаю, Серега, ты сейчас о жизни этой девочки думаешь, так? Ну, вот тебе мое слово, я сделаю все возможное, чтобы она была жива. А там… смотри.
– Насчет чего?
– Сам знаешь.
Они выбрались на поверхность, когда солнце только-только начинало всходить над лесом. Свежий воздух пьянил, ветер трепал волосы, хотелось упасть в траву и просто смотреть на бескрайнее небо, фиолетово-розовым отливом раскинувшееся до самого горизонта.
Девушку бережно положили на мягкий ковер прошлогодней листвы, густо устилавшей пространство вокруг заросшего мхом колпака воздуховода.
– Погоди. – Сергей остановил Бронко, который уже колдовал над аппаратурой со встроенной рацией.
– Что?
– Не хочу, чтобы это выглядело как «баш на баш», поэтому сейчас скажу. Без условий. Хватит, наторговался.
– Что скажешь? – не сразу понял гэрэушник.
– То, что ты хотел знать. Это «Иволга-2».
– Поясни?
– Место, куда с этой базы было отправлено «изделие», называется «Иволга-2». Так было помечено в бумагах.
– А координаты?
– Там не было больше ничего. Только название: запасная станция «Иволга-2». Тебе это говорит о чем-то?
– Мне – нет. Честно говоря, понятия не имею, что это такое. Пусть дальше с этим разбираются те, кому положено. И да – спасибо тебе.
Через минуту на российскую базу ОВК ушла шифровка:
«Зима – Центру. Сообщаю, что пенал с 2 простыми карандашами и одним маркером лежат в… широком шкафу… и длинной полке. Достоверно известно, что из 9 карандашей четверо оказались цанговыми. Один из простых карандашей сильно затупился. Нуждается в заточке. Для срочной доставки нужен портфель, местоположение – по указанным номерам канцелярской мебели. Зима»
Потом радист оглянулся на тревожно склонившегося над девушкой сталкера. Но тот уже ничего не слышал и не замечал. Для него сейчас существовала только Иева Вирулайне.
Солнце едва позолотило верхушки елей, когда воздух над поляной завертелся ураганом под махами мощных винтов двух военно-транспортных вертолетов. С одного из них выскочила группа медиков с носилками, безошибочно бросившихся к лежащей Иеве. Со второго высадился отряд вооруженных людей в камуфляже российской расцветки, касках, навороченных разгрузках. Они подбежали к Бронко, и тот, пытаясь перекричать шум работающих двигателей, что-то им объяснял, показывая на колпак вентиляционной шахты.
Потом одна винтокрылая машина поднялась в воздух и решительно взяла курс на восток. Сергей держал за руку Иеву, так и не пришедшую в сознание. Он неотрывно смотрел в ее лицо – бледное, усталое, но такое умиротворенное. В глаза ему то и дело били солнечные зайчики, отраженные от толстого стекла иллюминатора. Но Птица не щурился, не мигал, как будто боялся пропустить нечто очень важное. Ему вдруг вспомнились давным-давно услышанные слова: «Зона – это не территория, это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек – зависит от его чувства собственного достоинства, его способности различать главное и преходящее». Кажется, он, Сергей Сокольских, только сейчас понял, что было для него по-настоящему главным. И теперь он больше всего на свете боялся это главное потерять.
А над всем огромным пространством земли, лесов, болот и мертвых поселений, в полную силу всходило пылающее солнце. Словно бы приветствовало этот негостеприимный мир: «Ну, вот и я. Здравствуй, Зона!»
