– А сейчас как? Тепло ли тебе?
Та задрожала еще сильнее. Ей стало холодней, чем прежде, хотя казалось, что дальше уже некуда. Она не нашла даже сил ответить – только смотрела жалобно на старика, на его белую шубу.
Тот как будто понял. Расплылся в довольной улыбке, сорвал шубу, закутал в нее девушку и сызнова спросил все то же самое:
– Тепло ли тебе? Тепло ли?..
– Тепло, дедушка… – пролепетала сиротка посиневшими губами. – Теперь совсем тепло…
И ей и впрямь стало тепло. Кожа побелела, губы посинели, на ресницах застыл иней – но она того не замечала.
Ей было так тепло, так хорошо…
И наутро она вернулась домой. На рассвете мачеха открыла дверь – и увидела на крыльце падчерицу. Сначала показалось, что та одета в шубу, а в волосах у нее сверкают самоцветы – но потом она отшатнулась.
Падчерица стояла совсем нагая, покрытая лишь инеем. И не самоцветы то были, а сосульки. Лютый хлад исходил от девушки – мертвящий, беспощадный.
Но в руках она держала горсть свежих ягод. Словно капельки крови алели на посиневших руках.
Страшная гостья потопталась на пороге, но войти ее не пригласили. Мачеха и сводная сестра уже не могли ничего сказать. Они и дышать-то уже не дышали.
Взглянув на них в последний раз, падчерица повернулась и пошла к соседнему дому.
Может быть, там тоже хотят земляники.
А к восходу от древнего леса тоже завывал буран – но уже в чистом поле. Сквозь снежную пелену едва виднелись очертания идолов. Древнее капище редко бывало кем-то посещаемо, но вот как раз сегодня принимало гостей.
Не паломники, правда, то были. Не аколиты ушедших богов. Просто путники, коих застала в пути непогода. За кольцами валов они сыскали бедное, скудное, но все-таки убежище. Теперь прижались друг к другу и тряслись, ожидая прихода утра, возвращения на небо солнышка.
Когда в белесой мути показались верховые, они вначале ничего не заподозрили. Решили, что просто еще запоздавшие странники ищут местечка потеплее.
Но когда кони подступили ближе, стало видно… что не кони это вовсе.
Китоврасы. Так именуют этих дивьих людей. Люди только выше пояса, а ниже – лошади. Были они чернее угля, глаза пылали огнем, а на поясе каждого висели отрубленные головы. Впереди всех скакал всадник в белом плаще, и на голове его были оленьи рога.
– Иисус Мария, Пресвятая Богородица!.. – ахнул кто-то из путников.
Мигом спустя его пронзила страшная пика. Четвероногий бес походя убил человека и тут же поднял в воздух другого.
Великий Тодор спрыгнул с коня и перемахнул через вал. Его дружинные уже расправились со случайными свидетелями.
В общем-то, их не было нужды убивать, но тодорам хотелось выпустить пар после долгой пробежки.
Они не очень-то любили людей. Две с половиной тысячи лет минуло со дня страшной битвы на Пелионе, но они все помнили. Кентавры никогда не были многочисленны, но после тех событий стали окончательно обречены на вымирание. Их осталось слишком мало, дети рождались редко и жили они обычно до первой встречи с людьми.
Великий Тодор явился к последним из них, когда те совсем отчаялись. Он повел их в новые места. Дал им надежду. А что они при этом немного… изменились, то не страшно. Ради выживания необходимо меняться, это закон самой жизни.
Теперь они не кентавры. Теперь они тодоры. Могучие и бессмертные. Скачущие сквозь круговерть миров за своим вожаком. Вечная охота – вот теперь их удел.
Воистину Великий Тодор облагодетельствовал этих несчастных.
– Ищите свежую могилу, – велел он. – Вряд ли их здесь много.
Поиски продлились недолго. Несколько минут – и тодоры наткнулись на разрытую землю. Могила была уже далеко не свежей – минули целые месяцы, – да и не могилой как таковой. Очокочи просто закопали, как закапывают павшую скотину.
Несмотря на зимнее время, рикирал дак успел провонять, а в мясе копошились черви. Вытащив эту смрадную волосатую тушу, тодоры встали вокруг и затрясли бородами.
Сатир. Еще один сатир. На этот раз редкая порода, правда – топорогрудый. В свою бытность кентаврами тодоры с ними почти и не пересекались.
Великий Тодор иногда жалел, что не взял под руку и сатиров, пока те еще были многочисленны. Он не успел. Не позаботился о них вовремя. Остатки сатиров вошли в свиту древнего бога Пана – и сгинули вместе с ним.
Двенадцать веков минуло с тех пор, как Пан умер на острове Паксос. Великий Тодор был там. Был свидетелем его смерти. Видел все своими глазами.
Именно в тот день он понял, что по-прежнему уже ничего не будет. Именно после этого и явился к последним кентаврам.
Ну а теперь, похоже, он видит перед собой последнего сатира. Мертвым. Судя по переломанным костям – его забили чем-то очень тяжелым. Да еще и горло перерезано.
Интересно, зачем Кащею это мертвое мясо?
Глава 6
– Хей!.. Хей!.. – покрикивал Иван. – Опа!.. Опа!.. Давай, дядька Самсон, всерьез дерись, не поддавайся!
– Да я и… не поддаюсь!.. уф!.. – сердито ухал воевода, прижимаясь к столбу.
Приходилось ему тяжко. Прежде-то он княжича валял в пыли, как щенка. Хоть на дубинах, хоть на шестах, хоть на деревянных мечах, как сейчас. Всю дурь из парнишки выбивал, схватке молодецкой учил.
Выучил, похоже. И хорошо выучил. Иван прыгал по двору, как горный козлик, размахивал мечом, словно веточкой. Вовремя встречал каждый удар воеводы, давал сдачи, сам пырял немолодого уже хоробра то в руку, то в грудь, то в объемистое чрево.
Не будь схватка потешной – лежать бы давно воеводе бездыханным.
Княжичу было весело. Босой, в одной только рубахе, он раскраснелся, разгорячился. Внимания не обращал, что вокруг еще зима вообще-то. Плясал вокруг воеводы, как оглашенный. И удивительно для самого себя быстро выбил из его рук деревяшку.
– Сдавайся, дядька Самсон! – радостно крикнул Иван.
– Да сдаюсь я, сдаюсь, – проворчал воевода, утирая потную лысину. – Вымахал же, сохатый…
Яромир смотрел на это с усмешкой, жуя пожухлую соломину. Самсон, встряхнув плечами и подобрав меч, предложил размяться и ему.
– Воевода, тебе мало бока намяли, что ли? – лениво спросил Яромир.
– А ты борзоту-то поумерь, – прищурился Самсон. – Разбрехался тут, пес. Сначала сразимся, а там уж и увидим, кому бока намнут.
– Не, воевода, благодарствую, – отказался оборотень. – Я из детских забав-то уже вырос. Палками махать – это не по мне.
– Да ладно тебе, дружка, что худого-то? – укорил его Самсон. – Потешиться, кровь разогнать!
– И то, Яромир! – присоединился Иван. – Коль с мечом не хочешь, давай поборемся, аль на кулачках!..
