Размололо его, как жерновами.
– Что там?.. – простонала правая голова. – Сдох он?.. Сдох?..
– Сдох, сдох, – проворчала средняя, выхаркивая россыпь перьев. – Тьфу!.. Тьфу!..
Правая облегченно вздохнула.
И обмякла.
Длиннющая шея словно утратила стержень. Обрушилась, как поваленное дерево, едва не потянув за собой всего Горыныча. Средняя голова заревела, завыла, едва удерживая самое себя.
А левой приходилось еще хуже. Она билась и кружилась, пытаясь сложиться пополам, дотянуться до самого корневища, истока трех шей. Настолько гибки хребты чудища не были, и попытки оставались тщетны.
А у корневища-то богатырь орудовал. Взобрался на эту живую гору Илья Муромец, и теперь сжимал, давил, тискал толстенную шею.
Дубового ствола была та шире. Размаха рук не хватало, чтоб ее обхватить, прямой сажени.
Но была она зато еще и упруга, мясиста – а силища в плечах Муромца таилась непомерная. Словно все тот же дубовый ствол, рвал он шею змееву, выкручивал из недр – и кричала левая голова страшным криком. Плакала горючими слезами.
А потом хрустнуло что-то – и смолкли все звуки. Обмякла и левая голова, как до нее правая.
Зато средняя заголосила стократ громче. И не потому даже, что осталась одна, лишилась обоих братьев. Просто соединены же были все трое. Единым скелетом, единым мясом, едиными кровью и желчью.
И боль тоже чувствовали обще. Не так сильно у других голов, как у себя, но чувствовали.
Вот и тряслась сейчас последняя голова в смертной муке. Стенала по погибшим и разделяла их страдания в буквальном самом смысле.
– Проклятие!.. – ревела она. – Проклятие на твою голову!.. Как я – последний Великий Змей, так ты – последний богатырь!.. Не родится больше на Руси богатырей! На всем белом свете больше ни одного не родится!
– А это мы еще поглядим, – устало пробасил Муромец. – Не тебе решать, кто родится, а кто не родится.
И всадил в среднюю шею нож засапожный.
Глубоко всадил, до самой хребтины. Еще и провернул. Рванул чешуины ручищами – и хлынула черная змеиная кровь.
Змей Горыныч страшно содрогнулся. Все его громадное тело затряслось, как осинка в бурю – и богатырь не удержался. Его просто сбросило, отшвырнуло.
Только и успел он, что перекатиться, увернуться от летящей сверху лапы. Та обрушилась в грязь так, что столбом взметнуло.
Но было это не намеренно. Издыхающий Змей Горыныч уже никуда не целился, ни в кого не метил.
Он просто падал.
Сделал еще пару шагов, шатаясь. Прополз на брюхе к волнам, к студеной воде. Волоча за собой уже мертвые левую и правую головы, он раскрыл пасть, жадно принялся пить… и все ему казалось мало. Он полз все дальше, уходил все глубже…
Вот остались уж на виду только спинные шипы. А вот и они скрылись.
И воды Итиля сомкнулись над последним драконом.
Глава 43
Почти две минуты Кащей Бессмертный кружил над рекой, смотрел на водную гладь.
Смотрел – и размышлял.
Не успел он немного. Слишком был занят ворожбой, навлечением на поле Десницы Чернобога. Теперь русичей теснит целый легион живых мертвецов – но Змей Горыныч погиб.
Плохо. Других настоящих драконов на свете больше нет. Конечно, размножиться бы Горыныч уж не сумел, но жить мог бесконечно долго. Великие Змеи отроду бессмертны, безо всяких колдовских иголок.
Когда киевские богатыри во главе с Добрыней истребили последнюю драконью кладку, Кащей был сильно… не огорчен, конечно. Огорчаться он не умел, и внутри него ничего не дрогнуло. Просто рассудком он понял, что это неправильно, что случилось непоправимое.
Именно потому он и явился тогда на берег Почайны. Долго смотрел на мертвую Царицу, но уже собирался уходить, когда услышал тонкий тройной писк. Только что вылупившееся диво – драконенка о трех головах.
Добрыня Никитич был удивительным дураком. И его вечно пьяные дружки-богатыри – дураками не меньшими. Им в руки попало непостижимое могущество – а они его проворонили. Убили двух взрослых драконов… а потом передавили и все яйца. Хотя могли оставить их в целости, дать проклюнуться, вырастить и воспитать в покорности целую дружину Великих Змеев.
Семьдесят таких чудовищ без труда завоевали бы весь мир.
Весь мир стал бы Драконьей Русью.
Впрочем, Кащей тоже оказался крепок задним умом. Он же не вмешался тогда. Не спас Горына и его жену. Веками жил в своем царстве пустынником, сидел на золотой казне, ревностно охранял границы… но нимало не интересовался тем, что за их пределами.
А враг усиливался. Враг множился. Враг подступал уже к рубежам. Именно тогда, держа в руках крошечного Горыныча, Кащей словно прозрел – и именно тогда начал размышлять о том, как ему истребить человечество.
Истребить, покуда оно не истребило его самого.
Что же, Змея Горыныча больше нет. Надо спасать то, что еще возможно спасти. Натянув поводья, Кащей повернул колесницу и пошел к холму, к княжеской ставке.
Он уже пролетал над ней, и не единожды. Но за его змием следили особо пристально, и едва тот приближался – пускали градом стрелы.
Пуще смерти боялись Кащея князья русские.
Однако теперь-то уж не так богато у них стрел. Подчистую все израсходовали. Почти безбоязненно летать можно: и захотят – так не выстрелят; а и выстрелят – так не попадут; а и попадут – так не убьют.
Кащей, конечно, тоже может стрелять очень долго, а толку – чуть. Слишком уж много тут людей. Их всегда слишком много, но сегодня – в особенности. Кащей равнодушно стрелял снова и снова, уничтожал русичей без разбору, но меньше их словно не становилось.
Даже несущий гибель перун не может испепелить всех скопом.
Зато он может сделать это с их князьями. Им нужно уделять первоочередное внимание.
Кащей уже выискал нескольких на поле боя, сжег, но то были не самые важные. Младшие сыновья, владыки мелких городков. Он не сумел подступиться ни к Всеволоду Чермному, ни к Мстиславу Старому, ни к Петру Муромскому, ни к Глебу Тиборскому, ни к Всеволоду Большое Гнездо.
Но вот он, Всеволод. Уже виден. Окружен последними своими гриднями – но сумеют ли они защитить от молнии с небес?
Бесстрастно подняв перун, Кащей полоснул по самому гурьбищу – и три человечка пали мертвыми, а еще девять затряслись, забились. Волосы на головах вздыбились, у одного даже побелели.
Был среди затрясшихся и князь стольного Владимира. Немолодой уже Всеволод не оказался под самым ударом, его задело лишь краешком, и живота он не потерял. Но ноги перестали держать, он повалился, роняя шелом и видя, как летит к нему огненный змий.
Кащей снова стиснул перун. Следующий выстрел лишит единую русскую рать одной из главных голов.
