И то. Как еще это можно объяснить? Кровавая плеть Волчьего Пастыря – единственное, что может вот так управлять волками. Похоже, из всех леших он проснулся самым первым и теперь гонит на прокорм целые стаи. А те оголодали за лютую зиму, так что повинуются охотно.
– Что делать будем, княже? – пробасил Самсон. – Охоту устроим?
– Придется, – угрюмо ответил Глеб. – Седлай коней, воевода, бери собак, созывай дружину. Илью Иваныча кликни, да этих, новгородских гостей… Бову с Васькой. Башкир с поляницами дожидать не станем, а то зверье мне всех данников поест.
Сборы подзатянулись. Все-таки одно дело – просто волчья охота, забава молодецкая, и совсем другое – вот это все. Эти серые, сразу видно, улепетывать от стрел не станут, гиков и улюлюканья не испугаются.
Да и много их очень. Небывало много.
Но когда ворота наконец распахнулись, когда выехал наружу строй княжьей дружины, волки просто… отступили. Повернули головы, как по приказу, посмотрели на людей внимательно – и затрусили обратно в лес. Не стали и пытаться нападать, отказались бросаться на щиты и копья.
Какое-то время их преследовали. Потом, убив всего пятерых или шестерых – предоставили себе, вернулись в детинец.
И волки тут же начали возвращаться.
Так и шло до темноты. Волки приходили и уходили, играли в догонялки с конными витязями, грызлись с собачьими сворами. Охотничьих псов в Тиборске было куда меньше, чем явившихся серых, да и действовали звери Полисуна слаженнее.
Под приглядом гридней всех смердов, холопов и житьих людей укрыли за стенами. Князь запретил быть снаружи, покуда волки так себя ведут.
К ночи ничего не окончилось. Разве что вылазки стало делать невозможно – какая охота в темноте? Волки и так растерзали несколько дружинных и бессчетно мирного люду. Столпившиеся на улицах выли и кричали, женщины и дети плакали навзрыд.
– За грехи это нам, братия и сестрия!.. – верещала юродивая бабка. – Покаемся миром, да спадет наваждение бесовское!!!
Каялись. Молились. Крестный ход даже затеяли. Наваждение не спадало. Волки продолжали держать Тиборск в кольце. И число их только росло – с каждым часом подходили все новые, из отдаленных лесов.
– Что делать будем, святые отцы? – хмуро спросил Глеб у волхва и архиерея. – Тут что-то по вашей части, по божественной. Можете пособить?
– Не морок это, к сожалению, – ответил старик Всегнев. – Морок развеять – дело нехитрое. И не сила нечистая – с ней бы я уж управился, испепелил бы Кривды силу. Нет, обычные то волки, только влесовым духом охваченные. Велес гневается, княже. Недоволен, что богов старых отринули. Надо жертву ему принести, хоть и претит мне скотьему богу кланяться.
– Велес, старые боги, жертвы… – покривился отец Онуфрий. – Чушь свинячья. Не божьи эти волки, а прелестные. Сатаной посланы, Кащейкой, прислужником евонным. Поблазнить, прельстить племя православное, из города повыгнать страхом звериным. Не обращать на них внимания – сами и сгинут, уйдут посрамленными.
– Нет! – вскинулся Всегнев. – Велес то! Жертв требует!
– Сатана! – приблизился к нему лицом Онуфрий. – Блазнит и прельщает!
– Да что бы ты понимал, суемудр!
– Сам дурак!
Князь с воеводой стояли и устало слушали, как препираются волхв с архиереем. Перебранка становилась все громче и грозила в очередной раз выплеснуться дракой.
Слушали это и стоящие поодаль братья-оборотни. Они имели собственное мнение насчет происходящего, но высказывать его не спешили.
– Незачем лишний раз людей против леших настраивать, – негромко произнес Бречислав.
– Незачем, – согласился Финист. – Еще этой вражды нам сейчас недоставало.
– Но разобраться с ней надобно, – добавил Яромир. – Солнышко уж закатилось – пошли, братва, перетолкуем с Полисуном по душам. Он, чаю, тут недалече.
Глава 9
Средь заиндевелых еще елей шагал леший. Покрытый зелеными иглами вместо волос, издали он сам походил на огромную ель. Твердая его кора шуршала при каждом шаге, голова-шишка мерно покачивалась, а очи скрывались под жексткими чешуйками.
Мусаил был погружен в тяжкие думы.
– Шел, нашел, потерял… – бормотал он. – Шел, нашел, потерял… А-вой, а-вой…
Под ногами похрустывал снежок. На дворе конец лютня, обычно Мусаил в это время еще спит, третий сон видит. Просыпается только в начале, а то и середине березня, когда снег начинает таять, когда заявляет о своих правах весна.
Но в этом году она заявила о них раньше обычного. Словно извиняясь за лютейшее начало зимы, старик Мороз сделал ее окончание на диво мягким и ласковым. Все лешие уже пробудились – разве что Ледащий еще дрыхнет, ворочается в своей соломе.
Проснулся вчера и Мусаил, дух тиборских ельников. Проснулся, огляделся – и за голову схватился. Теперь вот спешил на закат – туда же, куда спешили и волки. Мусаил нет-нет, да и замечал струящиеся меж древес серые тени.
Обычно волки Мусаила слушаются. Как и все лесное зверье. Он же леший. Хозяин. Здесь, в этих краях, сильней его местников нет. Все тут – его владения, его вотчина.
Но Полисун – Волчий Пастырь. Он леший другого рода… да и вообще не совсем леший. Не над лесами голова, не над землей и деревьями, а над зверьем. Все волки русской земли – подданные Полисуна.
А волков в русской земле ой как много…
Конечно, Мусаилу они тоже подчинены. Те, что в тиборских ельниках живут. Но коли Мусаил велит одно, а Полисун – другое, волки выполнят волю Полисуна.
Вот и сбегаются по его слову, собираются со всех концов света.
– Подлец, каков подлец… – ворчал себе под нос Мусаил.
По лесу он шагал так, что ветер поднимался. Идя среди великанских елей, Мусаил сам был вровень с их макушками. Но вот вышел на опушку – и резко сократился, стал ниже былинки.
Нельзя лешему без крайней нужды по лугам ходить – тут вотчина уже полевика.
Но иначе не получается. Лесов на Руси несметное богатство, но всю землю они не покрывают. Порой приходится и полем пройти.
И хорошо еще, большой реки по пути не встретилось. Большую реку лешему особенно трудно пересечь, даже замерзшую.
Перейдя луг, Мусаил снова подрос – и на плечо ему опустился грач. Тоже, видно, из самых ранних, вчера-сегодня только вернувшихся из теплых краев.
Умная птица хрипло каркнула – и для человека то было бы просто карканье. Но леший понимает любого зверя и птицу. Мусаил услышал, где угнездился Полисун – осталось уже недалече.
А еще он почувствовал присутствие. Не лешего, не человека, не зверя. Существ, что промежду.
Перевертышей.
Бречислав, Яромир и Финист выступили из зарослей и молча уставились на Мусаила. Подстерегали, значит. Тоже его почуяли.
