Правды доподлинной они и сами не знали.
– Бум-бум-бум-бум!!! – все громче орал Дубыня, катя баран.
– Бац, бац, бац-бац-бац!!! – орудовал щитом Горыня.
За ними следили тысячи глаз. Татаровья гикали и веселились, людоящеры недобро щурились. А тиборчане смотрели напряженно, как на светопреставление.
Воевода Самсон до последнего надеялся, что чугунный баран угодит в один из рвов или волчьих ям. Вырыли их к восходу от стен преизрядно – весь посад перекопали. Но велеты то ли чуяли их звериным чутьем, то ли удивительно им везло – но избежали они всех, ни в единую не провалились.
Они ухитрились обогнуть даже большую западню перед самыми воротами. На нее воевода возлагал особенные надежды – но тщетно. В последний миг углядели что-то три брата, отвернули в сторону.
Видно, вешки заметили, которыми границы отметили, чтобы самим не провалиться.
– Хитрые, кабаны! – ругнулся Самсон, взмахивая рукой. – Лей вар!
Со стен полился кипяток, полетели камни – да велетам они не опасней града оказались. Добежали, докатили барана и со всего размаха ка-а-ак шарахнули!..
Проломили с первой же попытки, как и думалось. Прошибли толстенные створы, как бересту. Протолкнули страшный баран внутрь – а сами с топотом побежали назад.
– Куда, почто?! – гаркнул им вслед воевода.
Он-то уж разбередил себя, со злостью думал, как ворвутся эти три облома в город – да и напорются на рогатины. Хоть и двухсаженного они роста, да против сотен гридней не сдюжат – насадят на пики, запыряют, как огромным ежом.
Ан нет!.. Не дураки оказались, не поперли только втроем! Дело сделали, город распахнули – и обратно!
А к стенам уже шагали дивии. Неспешно, размеренно, точно железная волна. Тяжелые и неуклюжие, они-то как раз то и дело проваливались в рвы, застревали там на кольях, цеплялись за осыпающиеся края. Но рвов было не так много, чтобы погрести всех.
Их же все вырыть надо было. Замаскировать. Колья на дне вкопать. Да потом еще и присматривать, чтобы народишко не проваливался. А то свернет пьяный с тропы, ребенок не туда забежит, али просто тетка Пелагея путь к куме срежет – вот тебе и беда случилась.
Сколько уж успели, столько и наготовили.
Воевода переглянулся с князем. Что делать дальше – они обсуждали не един день. Все решить не могли – запереться ли в пределах города, навязать бой на его улицах, либо выйти и встретить врага в чистом поле. У обоих путей свои были достоинства и недостатки.
– Веди дружину, Самсон Самсоныч, – глухо приказал Глеб. – Не станем прятаться.
Воевода махнул рукой и с кряхтеньем полез вниз. Грузный, пузатый, был он уже тяжел, чтобы по лестницам порхать, как отроки. Ему лучше в седле, да с саблею.
В седло он и поднялся. Стиснул поводья, оглядывая выстроенных гридней. Те стояли перед обрушенными воротами, боязливо на них глядели. Шутка ли – такая силища под Тиборском!..
Страх, правда, из глаз выветривался. Вдоль строя семенила старушонка в собачьей яге – Овдотья Кузьминишна. Баба-яга черпала из ведерка отвар трын-травы, каждому давала отпить – и так уж после этого сразу храбрости прибавлялось!..
Передние гридни уже разве щиты не грызли. Не терпелось выскочить, выпрыгнуть, разметать нелюдям клочки по закоулочкам!
Но не так много баба-яга набуляхала трын-травы в отвар. В чистом виде коли б хоробры его пожевали – так уже бежали бы к врагу с матерным криком. Оружие бы на ходу побросали – зачем оно, голыми руками в землю вобьем!
А вот в виде зелья эта жидкая храбрость подействовала не так сильно. Страх ушел, но здравомыслие осталось. Гридни по-прежнему помнили, что они гридни, по-прежнему видели перед собой воеводу и слушались его приказов.
И сейчас он приказал им выходить за ворота.
И хотелось бы остаться здесь, перед нешироким проходом, куда войска разом не войдут, где можно будет их удобно разить – да не тот противник снаружи стоит. Чугунный баран – не единственная боевая махина Кащея Бессмертного. От царя нежити не запрешься, не спрячешься – он, поди, сами стены на головы обрушит.
Лучше уж так. Сразиться в открытую, пока здесь не все войско Кащеево, а лишь малая его часть.
А там, глядишь, башкиры с поляницами подоспеют – может, что и сладится…
– Выходь, вои!.. – гаркнул Самсон, выпячивая пузо. – На усобицу ретивую, на сечу священную, шагом сту-упай!..
Конно, людно и оружно выезжали тиборские бояре. Выдвигались в боевые порядки, поднимали прапорцы и копья. А впереди словно появилась другая стена – шагающая стена из железа.
Дивии, эти безобразные кованые латники. Они приближались. То тут, то там появлялись бреши, когда они проваливались во рвы, но оставалось еще слишком много.
– Вздеть щиты! – гаркнул Самсон. – На пле-ечо!..
Конные, пешие – все подняли щиты. Блестящие, насколько возможно. В едином порыве их направили к солнцу – и лучи отразились, как от зеркал.
Дивии замерли и зашатались, их линия расстроилась. Железные, без глаз, с одними только прорезями в шлемах – они однако ж видели. И отраженное солнце их ослепило.
– Ярое копий преломление!!! – заревел воевода, первым подавая пример.
Дивиев не били мечами. Не секли стрелами. Их с разгону тыкали копьями. С разбегу, в конной сшибке. Пронзить все едино не выходило, но толкнуть, заставить повалиться – да.
А упавший дивий уже далеко не так грозен. Он словно перевернутая черепаха. Снова подняться ему можно, но трудно и непросто.
А иные падали во рвы – и эти выбывали из битвы надолго.
Удачным оказался натиск. Воевода Самсон аж хохотнул при виде того, что творят его молодцы. И выдумка с щитами пригодилась.
Жаль, успех был мимолетным. Ровно один раз успели вломить дивиям, пока те шатались ослеплены. А потом… потом ряды людоящеров раздвинулись, и вышло из них чудо-юдо. Человек не человек, козел не козел. На груди словно секиры лезвие, шерсть сосульками спадает, а уж запах!.. Выгребные ямы так не пахнут, как это непотребие!
– М-ме!.. – гаркнул страхолюд. – Ме-ме!.. МЕ-МЕ-МЕЕЕЕЕЕ!!!
Истошный вопль накрыл поле, хлынул невидимой волной. И каждый, кто его слышал – затрясся осиновым листом. Даже старый Самсон почувствовал себя вдруг мальцом-несмышленышем, захотел к маме удрать, под юбками ее спрятаться.
Только на тех не подействовало, кто отвар трын-травы пил. Эти хоть и вздрогнули, да не побежали.
А вот остальные все – побежали. Даже лошади захрапели, прочь ринулись с безумным ржанием. Словно не блеянье козла-уродища услышали, а рев Змея Горыныча.
– Спасайся!.. – раздавалось даже от закаленных хоробров. – Спасайся, кто может!..
– Мы все тут помрем!.. – завыл какой-то отрок. – Ма-а-ама-а!..
