– Я тут твоя мама! – дал ему оплеуху Самсон. – Сопли подотри, щенок!
Внутрях у него по-прежнему все колотилось. Необоримый страх никуда не делся. Вот уж когда воевода пожалел, что сам трын-траву пить не стал, решил сберечь трезвость мысли.
Но оно и к лучшему. Сейчас он на себе понимал, что там творится в головах дружинных. Разделял их ужас. Только сумел его преодолеть – а значит, сие возможно и для остальных.
И еще Самсон кое-что заметил. Козлище стоит впереди всех прочих Кащеевых выродков. Татаровья с людоящерами тоже назад пятятся. Иные руки к ушам прижимают.
Похоже, им от этих воплей тоже нестерпимо страшно. Верно, умеет чудище свой вопль направлять, разить в нужную сторону, да только кто позади держится – те его все равно слышат. Может, не так сильно, но все же и они перепуганы до полусмерти.
Одни только дивии даже не шелохнулись. Как шагали, так и шагают. Мечами машут. Подняться пытаются, из ям вылезти… много их провалилось-то.
– Ободри дружину, Самсон Самсоныч! – гаркнули над плечом. – А я упырем рогатым займусь!
То Демьян Куденевич подъехал. Гарцуя на огромном жеребце, Божий Человек так выглядел, что сразу ясно – ему никакая трын-трава не нужна. Он, верно, вовсе не чувствовал, что там какая-то нечисть разоряется.
– Эй, убогий! – крикнул богатырь теперь уже рогачу. – Ты что, юродивый?! Чего впереди войска выскочил и орешь, как дурак?! А ну, сюда иди!
Сам он своих слов толком не слышал. Был Демьян Куденевич, конечно, очень храбр. Очень смел. Но и очень неглуп он был – а потому заткнул уши заглушками из сырой земли. Так что воплей чудища до его ушей вовсе не доносилось – и мчался он к нему безо всякого страха.
Очокочи уставился на него бараньим взглядом. Рикирал дак слишком привык, что когда он кричит – все разбегаются. Не только люди. Животные разбегаются. Нелюди разбегаются. Даже боги разбегаются – во всяком случае, нимфы. Ткаши-мапа уж точно улепетывала впереди собственного визга.
А этот не убегает почему-то. Странно. Он же не дивий, не железный. И не царь Кащей, которого напугать невозможно. Но не убегает.
Очень странно.
– Мммммммееееееееее!!! – издал лучшую свою трель Очокочи. – Ммммммееееавааа!!!
Теперь даже позади него все стали разбегаться. Человеки и людоящеры прыснули во все стороны. А этот всадник как скакал, так и скачет – словно вовсе не слышит ничего.
Ладно. Очокочи его и так разорвет. Он и без панического вопля могуч и волосат.
И когда Демьян Куденевич подлетел вплотную, когда уже взмахнул мечом – неуклюжий вроде бы сатир успел отпрыгнуть. И тут же скакнул навстречу, подался вперед всей грудью, распорол бок лошади и схватил богатыря страшными когтями. Вырвал его из седла, да так швырнул – землю вспахало.
Полгода назад тут бы и конец Демьяну пришел. Был он тогда еще старцем немощным. Былинкой перешибить можно. Но вроде и ерунда – яблоко простое, – ан после него сила вернулась та же, что в юности была.
А в юности был Демьян Куденевич среди тех хоробров, что в одиночку против войска выходят.
И сейчас вскочил он легко, мечом крутанул, на Очокочи бросился. Сошлись они в молодецкой сшибке – один клинком рубит, другой когтями рвет, зубищами клацает. Все норовит к груди вострой прижать.
Очокочи еще и пасть все раскрывал – видно, кричать продолжал, пытался страху напускать. Но того Демьян Куденевич не слышал. А вот вонь из его пасти чуял – да так чуял, что едва харч не выпростал.
То-то сраму было бы богатырю.
По кольчуге текла кровь. Страшные когтищи то и дело прорывали ее там и сям, ломали стальные звенья. Сам же Демьян никак не мог удачно ударить – а одного удара ему бы и хватило. Силы рукам не занимать, да и меч добрый, булатный.
Но когти у этого рогатого упыря – не самое худое. Зубы у него пострашнее, то сразу видать. За руку цапнет – так сразу и отхватит. А коли не отхватит, так уж верно отравит – вон смрад какой. Загниет рука.
И вплотную к нему не подходи. Пырнет своим топором на груди – и конец.
А тут еще оказалось, что даже и меч-то эту тварь не берет! Удалось таки богатырю рубануть его, рассечь бок – ан оттуда даже крови толком не выступило!
Видно, и впрямь упырь! Мертвяк оживший!
А казалось, что хуже уже и не придумать.
– М-мак-ма-ма!.. – злорадно заблеял Очокочи. – М-меа!..
Смех этот козлиный Демьян не услышал, но рожу глумежную видел преотлично. Сошлись его брови на переносице. Не любил богатырь, когда в честном двобое насмешничать начинали.
Саданул он мечом сызнова – аккурат в живот вонзил. Аж кишка наружу высунулась.
Сморщенная кишка-то. Черная. И кровь густая на ней, смрадная.
И подыхать Очокочи даже не подумал. Пуще того – рванулся резко, самим собою же клинок защемив, да и вырвал его у богатыря из рук. Остался Демьян Куденевич безоружным.
Будь кто иной на его месте – тут бы и упокой спели. Но Божий Человек не оплошал. Пока не ринулся к нему сей козломорд, пока длилась секунда его злого ликования – шагнул Демьян сам навстречу.
Шагнул – и сунул руку в разинутую пасть.
Да и тут тоже не промедлил. Прежде, чем Очокочи успел сомкнуть челюсти, схватил богатырь нижнюю – и рванул что есть силы!
А сила в его руках таилась немереная. Хрустнуло в башке сатира, треснуло – и осталась нижняя челюсть в длани человеческой. Да еще и с частью гортани, с доброй ее половиной.
Завыл-заголосил Очокочи. Даже его такое проняло, не живого и не мертвого. Заблеять снова попытался, панический вопль свой издать – да выдал только хрип.
– Бллль!.. – чуть слышно пробулькал Очокочи.
В глазах чудища отразился животный ужас. Всю жизнь пугающий всех вокруг, сейчас он сам стал до смерти напуган. С мечом в животе, с оторванной челюстью, он резво отскочил – и припустил наутек.
Так побежал, словно сама смерть за ним гналась.
Демьян Куденевич и дернулся было вдогонку, да проклятый козлище и его ведь тоже крепко потрепал. Всего изорвал, кровь уже в сапогах хлюпает. Еще немного – и кончатся силы у богатыря, рухнет израненным.
А бежит-то Очокочи прямиком к своим. Вон, татаровья уже гикают, кричат что-то истошно – иные уж и навстречу скачут.
Так что богатырь, припадая на одну ногу, потащился в другую сторону. Лошадь его ускакала, возвращаться пришлось пешком.
Тем временем у тиборчан дела шли все хуже и хуже. Солнце зашло за тучу, и блестящие щиты больше не слепили дивиев. А бить их зрячих оказалось стократ тяжелее. По трое и четверо гридней гибло, прежде чем удавалось даже не убить – только повалить одного дивия.
Да и остальные пошли в наступление. Поскакали на русов татаровья, пошли строевым шагом людоящеры. Копья выставили в едином порыве. Наводящий ужас Очокочи более их не сдерживал.
