Тот, кто ее наложил, воистину знал свое дело…
– Узрите! – изрек Вий, убирая с глаз кожаные лоскутья.
Сверкнул его страшный зрак – и тут же скрылся. С уханьем на Вия пал филин. Огромная птица набросилась на чудовище, принялась клевать в глаза.
Вскрикнул Старый Старик. Око на миг пронзило болью, а веки выскользнули из пальцев. Упали, ровно крышки гробов.
– Поди прочь, глупая птица! – прогремел Вий. – Прочь!
И не подумал улетать филин. Да только зря. Грузен был Вий, тяжел, неповоротлив – но древняя сила в нем еще теплилась. Взметнулась толстенная ручища, сомкнула ладонь – и схватила филина за крыло. Затрепыхался он, задергался… и стих. Раздавил его Вий в кашу.
Только перья посыпались.
– Ах ты ж отродье гнусное!.. – обомлел Всегнев. – Даждьбог Сварожич, опряди ны исто здравой!!!
Он шарахнул оземь посохом – и хлынули с набалдашника лучи. Вонзились в тучу черную, распороли ей брюхо – и такой уж свет чистый пролился с неба!..
– А-а!.. – прикрылся рукой Вий. – А-а-а!.. Ты… как ты посмел… ну сейчас уж точно!.. точно в прах обращу!..
Снова он потянул кверху веки. Снова сжалась и прижухалась нечисть. Сомкнулись тучи, и так грянул гром, что небеса раскололись.
– Да воскреснет Бог, и рассеются Его враги, и пусть бегут от Него все ненавидящие Его… – зашептал отец Онуфрий.
– Даждьбоже наш Светлый, удерживаешь в бездне Землю нашу, творя жизнь и красоту великую, давая тепло и пищу детям своим… – вторил ему Всегнев Радонежич.
Руки Вия мелко дрожали. Весь земной свод мог поднять Старый Старик и на попа поставить, но собственные веки были ему страшно тяжелы.
– Как исчезает дым, так и они пусть исчезнут; и как тает воск от огня, так пусть погибнут бесы перед любящими Бога и знаменующимися знамением креста… – глаголил архиерей.
– Проявляется к нам любовь Твоя, святостью и мудростью Веры нашей. Ласку твою внемля, славу Тебе творим, от земли и до Ирия… – продолжал и волхв.
Друг друга они при этом пихали локтями. Каждого раздражало, что второй перебивает святой речитатив своим пустобрёхством.
А веки Вия медленно ползли кверху. Почти уже. Почти стали видны смертоносные очи. Вот и земля под ногами задымилась, пар пошел, словно в бане.
– Радуйся, Многочтимый и Животворящий Крест Господень, прогоняющий бесов силою на тебе распятого Господа нашего Иисуса Христа, который сошел в ад и уничтожил силу диавола…
– Пусть летит она птицей ясной, извещая всем Предкам Русским, что чтим и поклоняемся Солнцу Всевышнему, Отцу кровному – Даждьбогу нашему…
Распахнулись! Распахнулись очи Вия! Узрел он двух старцев – и те глянули ему прямо в глаза!
– Вижу!.. Вижу!..
– Да воскреснет Бог, да расточатся врази его!!!
– Исторжение во тьму внешнюю!!!
Сомкнулись посох волхва и крест архиерея. Словно по наитию сплели они их вместе и выставили преградой. Бесстрашно в глаза Вию смотрели – и вздрогнул на миг древний бог. Растерялся. Как будто… песок под веками ощутил.
Произошедшее следом описать никак не возможно. Такой яркий свет вспыхнул, что не видно ничего стало. Нечисть завизжала и завопила, Вий страшно заревел, и только два надтреснутых голоса чуть слышно прорезались:
– Аминь!..
– Яре-яр!..
Капище Даждьбога утонуло в черном пламени. Исчезли в огне деревья, раскалился добела воздух и разверзлась сама земля.
А Вий затрясся, зашатался. Уменьшился до обычного своего роста, снова стал всего лишь Старым Стариком. Давно никто не оказывал ему такого отпора. Давно никто не святил его прямо в глаза.
Он и не подозревал, насколько стал хрупок за былые века, насколько ветх. Словно весь небесный свод обрушился сейчас на его плечи.
И под его тяжестью Вий провалился в преисподнюю.
А следом сгинуло и его нечистое воинство.
Бесы и мары исчезли первыми. Не во плоти, всего лишь мороки, они явились просто на шум, на запах благодати. Кащею они не подчинялись, и без Вия ничто их больше не удерживало.
Потом перестали быть живы упыри. Ушла поднимающая их злая сила, и трупы повалились трупами. Зубы и когти их сократились, глаза снова стали человеческими.
Улетучились и навьи. Поднялись все разом в воздух, обернулись птицами, а потом черным облаком – и втянулись в трещину хладным ветром. Поспешили за своим князем, обратно в Навь.
Разве что шуликуны никуда не сгинули – просто разбежались с воплями. Эти давно уж освоились наверху, много веков служили Кащею.
И когда рассеялся дым, когда схлынули окончательно бесовские наваждения, остались на голой земле только два старца. Один в белых одеждах, другой в черных.
И были они прозрачны, точно вода родниковая.
Растерянно глянули друг на друга архиерей Тиборской епархии и последний волхв Даждьбога. Оба сразу поняли, что теперь мертвы, что убил их Вий, как и обещался. Пусть и прогнала его сила божественная, пусть и убрался он восвояси – не вернет это к жизни ни стольный град Тиборск, ни их двоих.
– Ишь оно как вышло… – неловко проворчал Всегнев. – Ну ладно, что уж, не брошу тебя, долгополый. Попрошу за тебя в Ирии – может, смилостивятся…
– Ты околесицу-то не мели, – фыркнул Онуфрий. – Это я за тебя святого Петра просить буду. Надо было тебя, конечно, еще при жизни покрестить, да ладно уж, выкрутимся как-нито…
– И-эх, даже смерть тебя не исправила, лоб ты толоконный! – всплеснул руками волхв. – Я-то уж думал, хоть тут прозреешь – ан нет!..
– Да это ты, ты закоснел в заблуждениях своих языческих, дурачина! – жалостливо глянул архиерей.
Неизвестно, сколько бы они так спорили. Может, и снова до драки бы дошло. Да только излился тут как раз с небес свет чистый – и не в одном месте, а сразу в двух.
С одной стороны ангел Господень явился. В белых одеждах, с крыльями лебедиными и золотым нимбом над челом.
С другой – вила, облачная дева. Тоже в белых одеждах, но без крыльев и нимба. Зато верхом – красавица восседала на вилене, чудесном грозовом коне.
– Ну что, убедился?! – победно вскричал Всегнев Радонежич.
– Кто прав-то был, а?! – с ним одновременно воскликнул отец Онуфрий.
И снова принялись они друг с другом препираться. Небесные посланники с минуту даже слушали их с недоумением, но быстро вспомнили, что не ради пустой забавы они здесь. Взял ангел за руку одного старца, свесилась к другому вила.
– Все, все, дедусь, пошли, пошли, у нас времени в обрез, – ласково сказала облачная дева. – В Беловодье тебя уж заждались.
– Стой, куда?! – отшатнулся от нее отец Онуфрий. – Руки убери, нечисть поганая!