Лестница оказалась не коротка, но и не длинна. И поднялись по ней путники в галерею – с каменными сводами, с витыми колоннами.
Тут тоже царил гробовой мрак. Лучи черепа выхватывали из него другие черепа – те валялись тут и там, словно на древнем поле брани. Иные отдельно, другие – в совокупности с целыми костяками. Не все человеческие – были и песьи, и змеиные, и даже один огромный, с парой громадных кривых зубов.
Индрик-зверь, не иначе.
Но пол и тут был пылен, без единого следа. Это утешало – знать, не суется в это подземелье никто из Кащеевой дворни.
Если, конечно, это в самом деле Костяной Дворец, а не иное какое место. Василиса Премудрая бабой-ягой стала буквально на днях, могла и ошибиться, спутать деревья.
Но когда Иван сказал о том вслух, княгиня одарила его гневным взглядом. И спросила с насмешкою, много ли, он полагает, даже в Нави растет этаких дубов – чтоб в небо макушкой упирались, да в мир живых выводили. Нешто их там столько, что возможно один с другим перепутать?
Иван только пожал плечами. Ему-то почем знать, сколько в Нави дубов? Он их не считал.
Галерея окончилась еще одной лестницей – только круглой теперь, витками уходящей вверх и вниз. И снизу веяло таким мраком, таким холодом… словно опять в Навь спуск, только теперь прямой дороженькой.
Даже ступени покрывал ледок.
Конечно, никто даже спрашивать не стал, куда шагать. Вверх все молча двинулись. И с каждой ступенькой становилось будто чуточку теплее и светлее – так до тех пор, пока над головой не показалось ясное небо.
Ход вывел сначала в погребец, а оттуда – на малый дворик, заросший бурьяном и лопухом. Его прикрывала решетка из стальных прутьев, но ту легко убрали разрыв-травой. Иван берег заветный стебелек, хранил в рукавной складке.
Куда они попали, тут уже никто не спрашивал. Хоть и не бывали здесь раньше трое из четверых, а только с первого взгляда поняли – Костяной Дворец перед ними. Второго такого чертога, верно, по всей земле не сыщешь.
Зловещ и темен он был. Огромен, внушителен, но угрюм и мрачен. Словно громадная берлога лесного чудища. Не окружен стенами, зато с обширным посадом – не терем, не кремль, а цитадель. Город-крепость, сам себе поселение.
Только пустынно тут оказалось. Иван вырос на княжеском дворе и знал, насколько там всегда шумно, какое вечно столпотворение. Украдкой даже и не высморкаться – кто-нибудь да углядит.
А тут – тишина. Ни стражи, ни челяди – ни единой души. Стоит Костяной Дворец пуст и покинут.
– А где все-то? – растерянно спросила Синеглазка. – Тут так и должно быть?
– Нет, – покачала головой Василиса. – О прошлом годе тут везде люду было – что огурцов в бочке.
– И куда все подевались? – спросил Иван.
– А вот это очень хороший вопрос… – задумчиво молвил Яромир. – И предчувствия у меня что-то недобрые…
Когда сюда добирались – думали, что в Костяном Дворце скрываться придется. Тайком красться, ровно тати ночные. Вообще ночи дождаться хотели, остеречься до поры.
Не шутка же, саму Кащееву смерть с собой несут! Коли ее потерять – это же верный конец всему!
Спустя время выяснилось, что Костяной Дворец хоть и опустел, да не полностью. То тут, то там все же сыскивались отдельные челядины. Бабы и старики в основном.
Одного пожилого татаровьина путники застали врасплох. Он тащил куда-то мешок репы, когда из-за угла вынырнул Яромир. Прижал локоть к горлу, толкнул к стене, рявкнул:
– Молчи, коли жить хочешь!
Татаровьин все равно уже раскрыл было рот пошире, да передумал, увидев саблю. Синеглазка уперла ее кончиком прямо старику в переносицу и молвила тихо:
– Звук един издашь – окривеешь. Второй издашь – слепцом станешь.
Татаровьин закрыл рот. После этого Яромир все же разрешил ему говорить, но негромко и почтительно. Богатырка продолжала грозить пленнику саблей, а оборотень принялся с расстановкой его расспрашивать. Кто да кто, чем занят, отчего цитадель пуста, куда все запропастились.
Звали татаровьина Худан, и служил он обычным кухарем. Прежде состоял в Кащеевом войске, ходил под Калином Толстым, что был допрежь нынешнего хана, Калина Рогатого. Бывал и в Булгарии, и на Руси. Потом устарел, да еще и охромел, стрелу в колено получив. Теперь трудится на поварне.
Из-за хромоты своей и в великий набег взят не был. Всех кухарей, кто здоров и не слишком дряхл, тоже ведь туда забрали, войско кормить.
– Великий набег?! – нахмурился Яромир. – На закат, на Русь?!
– А куда жь ищо? – ухмыльнулся татаровьин. – Прямо туда и пащли, усий держауай, в бальщой паход. Брат там мой минщой, сына дуа тожи.
По-русски он балакал складно, только звуки неверно выговаривал. Но до этого никому и дела не было – всех слишком взволновала суть услышанного.
– Как в поход?! – тряхнул Худана Яромир. – Он же должен был летом только!
– А уыступил уисной! Абманул усих, ха-ха… кхр-р!..
Татаровьин обмяк – с такой яростью пырнула его Синеглазка. Сабля только что сквозь голову не прошла.
– Поспешила, – с укоризною глянул на нее Яромир. – Не обо всем еще расспросили.
– Ничего, – холодно ответила Василиса. – В Кащеевых чертогах челяди вдосталь. Даже если всех боеспособных увел – одной привратни не един десяток остался. Найдем еще кого расспросить.
– То верно, конечно… – угрюмо покивал оборотень.
Иван растерянно лупал глазами. До него сказанное косоглазым стариком дошло позже, чем до остальных. Но в конце концов и он сообразил, что коли Кащей ушел в поход… не под Тиборском ли он сейчас уже?!
– Правду ль он сказал-то?! – возопил княжич. – Соврал, может?!
– Скорбно, да истинно, – ответил Яромир. – Вопрос лишь в том, насколько давно отсюда все ушли. Сколько времени у нас еще осталось.
– И осталось ли вообще, – добавила Василиса.
А Синеглазка широко зевнула. Глад-то путники утолили, но со сном боролись уже только кипящей внутри злостью. Поляница даже щипала себя украдкой, чтоб стоя не задремать.
– Ладно, нечего нам на подворье делать, – заявила Василиса. – Здесь у Кащея только амбары да конюшни, тут он вряд ли что драгоценное схоронил. Это надо во внутренних хоромах искать.
– Что искать-то? – спросил Иван. – Я что-то запамятовал – мы что ищем вообще?
– А незнамо что, – сказал Яромир. – Некий предмет, о который каменное яйцо расколоть можно. Только вот знать о нем мы только то и знаем, что он где-то в Костяном Дворце лежит.
– Эхма… – закручинился Иван. – Это что ж, обо все подряд этим яйцом колотить?!
– Коли получше что придумаешь – нам скажи. В ножки тебе поклонимся.
Внутрь Кащеевых чертогов прокрасться не так просто оказалось, как по подворью бродить. Это снаружи просторно и построек всяких тьма – есть где укрыться. А челядины редки и не так зорки, чтоб издали чужаков распознать.
