Кому в голову придет, что у самых стен враги так бесстыдно ползают?
Но железные врата в сам кремль были хоть и не на запоре, да охранялись крепко. Четыре дивия на страже стояли, два татаровьина, да еще некое чудище – огромное, рогатое, лопоухое. Сидело оно на цепи у воротни, скалилось, кость козлиную грызло.
– Это кто такой? – шепнул Яромир, выглядывая из-за овина. – Велет, чугайстырь?..
– Див это, – мотнула головой Синеглазка. – Мы такого видали однажды, когда у Хвалынского моря кочевали.
– Дэв, правильно, – подтвердила Василиса. – Но вы его не бойтесь, он так – для устрашения. Старый совсем, из ума почти выжил. Вы дивиев бойтесь.
– Э, да мы и не таких дивиев шапками закидывали! – махнул рукой Иван. – Вот Косари на острове Буяне – вот это уж были дивии так дивии! А эти – тьфу на них!
– Тьфу-то тьфу, да если мы с ними схлестнемся, так шум подымется, – возразила Василиса. – А Кащей уж верно не совсем свою столицу оголил. Казну-то он не с собой забрал, кому-то ее стеречь поручил.
– И то правда… – пригорюнился Иван. – А что ж делать-то тогда?
– Непривычное для тебя дело делать нужно, Вань, – сказал Яромир. – Думать.
– Да ну тебя, – отмахнулся княжич. – Все б тебе язвить только. Да и шутку эту ты много раз уж шутил – не смешно давно.
– Здесь он тебя уел, – подала голос Василиса. – Ты лучше обернись-ка волком – я тут уловку одну придумала.
Не так уж и заковыриста оказалась уловка Василисы. Велела она Ивану с Синеглазкой грязью натереться, да одежу запачкать. Сама же повертелась, покружилась – да и обернулась старушонкой в лохмотьях. Сгорбилась, морщинами вся пошла, закряхтела так, словно недужит уже много лет. Сарафан ее тоже обветшал, истлел наполовину, и стала Василиса Прекрасная такова, что краше в гроб кладут.
Одни только глаза ее остались острыми, цепкими, молодыми.
– Горбитесь побольше, – наказала она Ивану с Синеглазкой. – Лица прячьте, а вот оружие напоказ выставляйте. А ты за мной хромай, да позлей выгляди.
В таком виде путники прошли мимо стражи, ровно мимо места пустого. Все-таки не один месяц Василиса в Костяном Дворце провела – хорошо запомнила, сколь разношерстны Кащеевы подданные. А дивии железнобокие – они дуроломы как есть, их вокруг пальца только дурак не обведет.
Татаровья – дело иное. Эти не глупы. Но состарившаяся Василиса приобрела немалое сходство с кратковременной своей наставницей – Ягой Ягишной. Так же ковыляла, так же припадала на одну ногу. Такую же ягу носила из собачьей шерсти, такую же клюку в руке держала.
Так что не посмели ее даже окликнуть. С этой старой людоедкой связываться – себе дороже. Перед Кащеем-то она лебезит, стелется – а вот простая челядь немало от нее горя повидала. За минувшие полгода две ее чернавки пропали куда-то – и никто о их судьбе не спрашивал.
Вот коли б на воротах псоглавец хоть один оказался – тут нахрапом бы уже не прокатило. Эти бы нюхом почуяли русинов, поляницу и особенно оборотня. Пришлось бы иную какую уловку выдумывать.
Но здесь путникам свезло – псоглавцев на страже не было.
Так они и попали внутрь. И тут-то уж Иван с Синеглазкой распахнули рты – такое вокруг богатство было. Коридоры широченные. Потолки высоченные. А роскошь воистину царская – стены золотом сусальным покрыты, колонны серебром. Лестницы коврами застелены, а где ковров нет – там перламутр сверкает-переливается.
А уж потолки-то, потолки!.. Жемчугами выстланы, каменьями драгоценными!
– Вот чего Кащею не хватает еще?! – взвыл Иван, завистливо озираясь. – На золоте ест, на золоте пьет!.. У меня брат – великий князь, так у него в сравнении – халупа убогая! Всеволод-князь побогаче, но и он рядом с Кащеем – нищеброд!
– Экая в тебе жаба-то завелась, – насмешливо сказал Яромир, ступая рядом на когтистых лапах. – Ты громко так не ори только, услышат. Куда сначала пойдем, Патрикеевна?
– В палату с диковинками, – бросила Василиса. – Кащей – он хитрый. Мог ту цацку заветную и не в казне вовсе схоронить, а где угодно.
– И выглядеть она как угодно может…
– Как угодно. Помню, когда я его про смерть его расспрашивала, он сказал, что та в голике, что в углу стоит. Испытывал меня. Теперь вот думаю – а не с двойным ли дном ответ был? Не в этом ли самом голике секрет, об который яйцо каменное разбить можно?..
– Быть не может, – покачал головой Яромир. – Кащей свою смерть на Буяне много веков назад схоронил. Тогда же и в каменное яйцо ее поместил. Значит, и ключу от яйца тоже много веков быть должно. Древнее это что-то должно быть. Способное веками храниться.
– Так оно же неразрушимо, как и само яйцо, – напомнила Василиса. – Откуда тебе знать – может, тому голику тысячи лет?
– Неразрушимый голик вопросы вызвать может, – рассудил Яромир. – Попытается кто прут вырвать, али в печку бросит – так сильно удивится. Озадачится этакой небывальщиной – и что он потом с этим делать станет? Слухи еще пойдут, узнают. Нет, прочное это что-то и само по себе. Из камня либо металла. И уж точно не в случайном месте лежащее – а то какой метельщик просто по нерасторопности выбросить может.
– Согласна, – чуть промедлив, кивнула Василиса. – Тогда точно вначале в палату с диковинками. Там таких древних вещиц – не сосчитать. И каждая на отдельной полочке сберегается, а слуги с них только пыль и сдувают.
Дивиев во внутренних помещениях почти не оказалось. Кащей забрал в поход почти всех. Оставил горстку-другую – сторожить самые важные горницы. У иных дверей они и торчали железными истуканами.
Да и вообще челяди в Костяном Дворце почти не встречалось. Стоял он пуст и покинут. Дожидался возвращения хозяина.
И все же шагали по нему путники осторожно, крадучись. Василиса чуть слышно постукивала клюкой, Синеглазка выглядывала из-за поворотов. Яромир вообще оставался волком, щупал ноздрями воздух.
– Слышь, Яромир, а вот тебя не тянет тут стены пометить? – спросил Иван, колупая пальцем золоченую лепнину.
– Чего?.. – аж оторопел оборотень.
– Ну углы всякие. Собаки ж метят. А ты чем хуже?
Яромир вздохнул, глядя в светлые, чистые очи Ивана. Тот ведь не подсмеивался. Всерьез спрашивал.
– Нет, Вань, не тянет, – проникновенно сказал он. – А тебя?
– И меня не тянет.
Палата с диковинками разместилась на четвертом поверхе, в одной из длинных крытых галерей. По одну сторону тянулись светцы с мерцающими лучинами, а по другую – полочки. Глубокие ниши в каменной стене. Возлежали в них вещицы причудливые, невидали с разных концов света.
Василиса поведала, что тут у Кащея хранятся те любопытности, которые сами по себе ничем не ценны. Потому и без охраны, потому и не на запорах.
Кому на ум взбредет красть засушенные цветы из заморских стран или кости зверей, что жили до Потопа? Диковины, конечно, спору нет, но ради них в Костяной Дворец никто своей волей не полезет.
