Воевода Самсон пробурчал себе под нос, что он такое тоже предлагал. Мол, не один тут Всеволод такой умник-разумник.
А Глеб поджал губы и терпеливо стал разъяснять тестю, что решение такое – оно очевидное. Обсуждалось это в Тиборске, вдумчиво обсуждалось.
Только заковыка-то в чем? А заковыка в том, что нельзя грозить той угрозою, которую применить не умеешь. Кащей ведь первым делом спросит: а как вы, люди добрые, мой круглый ларец вскрыли-то?
И что ему отвечать?
– Ничего не отвечать! – воскликнул Ярослав Всеволодович. – Много чести, отвечать еще такому!
Однако отец только поморщился в его сторону. Тоже понял уже, что так Кащееву смерть не применишь.
– Ладно уж, пусть так, – скрепя сердце, произнес Всеволод. – Только известно ли, когда там твой братец обернется-то? Долго ли ждать еще?
Глеб только плечами пожал. Иван со дня ухода знать о себе не давал – да и как бы он сумел? Глеб подумывал голубя ему с собой дать почтового, да он птица хоть и невеликая, но в карман его все же не положишь, за пояс не заткнешь. Клетку двоим путникам дюже неудобно тащить.
Хотя они верхом, конечно…
Жалко, не поглядел Глеб, что за коней им Яромир приготовил. С княжьих конюшен взяли, видать… только хороших ли? Бречислав-то лошадей не держит, разбираться в них ничуть не разбирается. Глеб его верхом никогда и не видывал.
Неизвестно, каков в этом братец его.
– Как отопрет Иван каменное яйцо – мы о том быстро узнаем, – уклончиво ответил Глеб.
– А коли не отопрет? Коли провалит дело?
– Давай лучше надеяться, что не провалит.
Глава 27
С каждым днем прибавлялось людей под Костромой. Отовсюду приходили, со всех концов Руси. Крохотный городок стал словно желудь, облепленный муравьиным полчищем. Припасов хватало едва-едва, хотя и их тоже везли отовсюду.
Опустошение Тиборска и окрестных земель все-таки заняло у Кащея сколько-то времени. Всех дочиста вырезал, проклятый, никого не пощадил. Жаль людей, но отсрочку это все же дало. Позволило собрать действительно большую рать.
И князь Всеволод очень надеялся обойтись без крови. Без драки. Когда рассказали ему, что конкретно Кащей с Тиборском сделал, он даже пожалел, что зятю на помощь пришел.
Страшно воевать с тем, кто города в пыль стирает!
Но на попятную идти поздно. Кащей Бессмертный его не помилует, в покое не оставит. Очевидно, что Владимир и Суздаль следующие. К ним придут, как только Тиборск доедят.
И ожидая этого дня, Всеволод Большое Гнездо копил силы. То и дело пересчитывал ратников и радовался, что их еще чуть больше, чем вчера. При этом молил бога, чтобы до именно сражения дело не дошло.
Надежду свою князь Владимирский возлагал на две вещи. То мнилось ему, что соберется в итоге под Костромою такая рать, что Кащей глянет, да и заробеет. Передумает биться, назад повернет.
А то мечталось, что вот завтра, вот уже сегодня, вот прямо через минуточку расколет где-то в дремучем лесу княжич Ванька каменное яйцо. Расколет – и иголку ненавистную сломает.
И не станет разом Кащея.
А без Кащея, понятное дело, вся его орда многотысячная распадется в считаные дни. Мгновенно передерутся татаровья, псоглавцы и людоящеры. Дивии да сила нечистая вовсе никому не послушны станут.
То-то сразу ладно будет, то-то хорошо.
Но мечты мечтами, а готовиться надо к худшему. Долго оттягивать схватку не выйдет.
Можно, конечно, отступить подальше. Уйти к Новгороду, Киеву, а то и в какой-нибудь Теребовль. Там Кащея дожидать, на закатных границах. Туда он не один месяц еще идти будет.
Только вот сделать это – все русские княжества ему в разорение отдать. Неизвестно еще, со сколькими городами распрощаться. Кащей ведь их не захватывает, как все приличные люди, а дотла сжигает.
И первым будет стольный Владимир.
Не собирался Всеволод Большое Гнездо свое княжество в жертву приносить. Хватит уже и того, что Тиборск с лица земли исчез. Дальше уже его кровные земли – и вот за них он костьми ляжет.
Благо рать его и в самом деле раздувалась, как тесто в квашне.
Первыми предстали башкиры и поляницы. Они и так уже шли на выручку Тиборску, да не поспели к сроку. Полдня пути всего оставалось, когда прискакал гонец, объявил, что поздно, никому уже не помочь. Повернули назад, к Галичу – там несколько времени стояли, совещались. А получив весточку от князя Глеба – пришли сюда, под Кострому.
Акъял-батыр страшно сокрушался, что не явился на подмогу. Винился перед Глебом, челом ему бил, шапку в пыль швырял. Понятно было, что ни его башкиры, ни степные богатырки ход битвы бы там не переломили, но все же стыдно было батыру.
Поляницы, царица которых отбыла вслед за Иваном, во всем следовали примеру башкир. В полуночных холодных краях им было неуютно, но богатырки не жаловались. Многие уже сыскивали отцов для будущих своих дочерей, причем выбирали сами. Подходили к глянувшемуся парню и прямо говорили: по нраву ты мне, пойдем в лесок.
Ну а коли башкиру али русичу поляница какая по сердцу приходилась, то тут, все уже знали, в поле звать ее следует, на поединок. Чтоб сердце поляницы покорить, нужно в единоборстве ее одолеть.
Тогда все – твоя навеки.
Только не у многих это получалось. Хороши оказались в сече степные богатырки, и потачек никому не давали.
Вечерами окрестности Костромы расцвечивались теперь кострами. Многими тысячами костров. Сам город только что не трещал по швам, и даже в посаде его места уже не осталось.
Вся Русь собиралась на дело правое.
Не слишком быстро собиралась, конечно. Русь-то – она ого-го какая огромная! И дороги… какие тут дороги? Где место ровное, где конь или пеший пройдет – там тебе и дорога, других не жди и не ищи. Хорошо уже, если ни лесов дремучих не будет на пути, ни болот топких. Да и снег еще не везде сошел, земля повсюду раскисла, ручьи текут.
Выручали реки. Итиль ото льда уже вскрылся, и шли, плыли по нему ладьи с гребцами и воинами. Княжеские дружины соглашались даже перетягивать их из реки в реку, от притока к притоку. Десятки верст порой – волоком, на катках… но это все же было быстрее, чем все время по суше.
Времечко-то поджимало.
Именно так, по реке, подоспели с полудня муромчане. Целая рать под водительством Петра Юрьевича, князя Муромского и Рязанского.
Этот явился с молодой супругой, княгиней Февронией, про которую втихомолку баяли, что ведьма. Приворожила-де князя, присушила чарами.
Глеб эти слухи слышал, но верить всерьез не верил. А увидев княгиню воочию – и вовсе усомнился. Была Феврония красива, точно зорька ясная: власа русые, очи голубые, брови вразлет, а губы – точно вишни спелые. Где проходила – там замирало все, мужики рты вслед разевали.
