Зелья дурманныя в нем не только говорили, но и ходили, и руками двигали – потому что Буслаев зачем-то зарядил соседу в ухо. Не умел Вася Новгородский подолгу смирно сидеть, чесались пальцы подраться с кем-нибудь.
Князья такому попранию устоев не порадовались. Буслаева всем миром одолели, отмудохали, завернули в скатерть и выкинули во двор. Сами же продолжили беседу серьезно.
Дольше всего обсуждали Кащеевых чудищ да колдунов. Татаровья – обычные люди. С псоглавцами и людоящерами сражаться тоже можно, приноровиться только надобно. Но те, у кого силы есть особенные… с этими непонятно, что и делать.
Ладно еще те, что послабже. Вон, одолел же Демьян Куденевич козла-страховидла. Тот живым ушел, правда, да вряд ли долго еще после протянул. Вопить-пугать теперь уже точно не сможет.
То же с другими. Соловей-Разбойник свистеть умеет так, что деревья падают, – но Илья Муромец его уж единожды побеждал. Не такой он страшный.
Или Джуда-колдун. Карла летающий, всего и беды. Уж верно, меткий стрелец его на землю-то ссадит.
Но совсем иное дело – тварь катучая, Кобалог. Этот, кажется, вообще неуязвим.
Или Змей Горыныч. Страшилище из страшилищ, тоже умеющее город сжечь в одиночку. Не так легко и быстро, как Вий, но сумеет.
Про самого Кащея Бессмертного даже заговаривать не решались.
А если о простых воях речь вести, то худшие из всех, конечно, дивии. С ними только и остается, что рвы копать, да на колья заманивать. Как под Тиборском делали.
– Мы там многих таким манером к праотцам отправили, – пробасил воевода Самсон. – Пущай общество мне дивиев поручит. Есть мыслишка одна. Только люди понадобятся, да и немало.
– Опять ям нароешь, Самсон Самсоныч? – осведомился Глеб.
– Не без этого. Только похитрей теперь все устрою. Ты, княже, спокоен будь, не подведу.
– Мы тут все надеемся, что не подведешь, – грозно сказал Всеволод. – Слишком много на кон поставлено, воевода. Не подведи так что. И вы все тоже – не подведите.
Глава 28
Спокойны были воды Итиля. Плыла над ними тихая песня. То вещий Боян перебирал струны, ласкал слух людской.
Его, правда, крепко отвлекал пьяный бубнеж Васьки Буслаева. Тот как позавчерась нажрался на совете князей, так с тех пор и не просыхал. Два дня минуло – а он все хороший.
Может, к завтрему разве что протрезвеет. Кащей Бессмертный – он вон, уже за небоземом. Завтра нагрянет. Сегодня ночь заветная, ночь последняя.
Ночь перед великой битвой.
Буслаев не переставал бубнить. По пятому, если не по шестому кругу он пересказывал вещему Бояну сказку о Бове-королевиче. Та с каждым разом заметно менялась, теряла одни подробности и приобретала другие.
Буслаев не отличался крепкой памятью. Услышанное им влетало в одно ухо и тут же вылетало из другого. Однако взамен он обладал железной, несокрушимой самоуверенностью – и все забытое тут же сам и додумывал. Его кипучий умище с легкостью достраивал картинку, и Буслаев оставался убежден, что именно так все и было.
– Я т-тебе говорю!.. – талдычил он Бояну. – Сп-пой!.. Спой, кому говорю!..
– Ох, Вася, пошел бы ты спать уже, – устало отвечал вещий певец. – Рано вставать завтра. Свершения тебя ожидают великие. Ты же богатырь, хоча и буйствующий.
– А кто не буйствующий?! – аж вскинулся Буслаев. – Кто не буйствующий?! Богатырь не богатырь, коли силушка в нем не бурлит! Т-ты спой луцше, Боянушка!.. Спой!..
– Да я бы рад, да меня на княжеский пир звали, – кряхтя, поднялся старик. – Идтить надо, негоже опаздывать. Невежественно выйдет.
– Ишь, на пир, – нахохлился Буслаев. – На княжеский. А меня не пригласили. Князья, тоже мне. Нашлись тоже. Брезгуют простым новгородским Васькой. А я, промежду процым, тоже не пальцем деланный! Я сын посадника! Сам тоже посадник!.. был… и остаюсь!.. Законно избран на веце всем миром!..
– Конечно, Вася, конечно, – сказал Боян, уже не чающий отделаться от пьяного богатыря.
– Законно! По Правде! – погрозил пальцем Буслаев. – У нас в Новгороде все по Правде! Все только по законам живем! Правда для всех одна и законы для всех одни! Холоп если цего нарушил – в острог холопа! Боярин если цего нарушил – в острог холопа!
– Правильно, Вася, правильно. Так оно и нужно.
– А на пиры меня не приглашают, – угрюмо сказал Буслаев. – Не любят меня князья русские. Не любят, сволоцы. И все оттого, цто не задаю обедов и не занимаю им денег.
– Ты, Вася, вон, лучше башкирскому витязю о своих бедах поведай, – посоветовал Боян, махая рукой. – Вон он идет. Да с ним еще сынок княжеский, кажись… а что он не на пиру-то?..
Пошатываясь и поддерживая друг друга, по берегу и впрямь шли Акъял-батыр да молодой князь Ярослав. Нестройно и не в лад они гудели какую-то песню – один на русском, другой на башкирском.
Третий сын Всеволода на пиру был, да опять разбранился в пух с другим Всеволодом, который Чермный. Не умели эти двое в одном помещении быть. Ровно кошка с собакой.
Чтобы не поссориться с союзником накануне важнейшей битвы, Большое Гнездо незаметно кликнул гридней, да велел вывести Ярославушку на холодок. Того отвели к берегу, безо всякого почтения макнули в ледяную воду, да там и оставили.
У воды его и нашел Акъял. Батыр тоже отдыхал перед боем, сидел в кругу знатных булгар, пил за здоровье царя Салима. Потом захотелось храбрецам женской ласки – стали думать, где ее тут сыскать. Сразу о поляницах вспомнили – их шатры не так уж и далеко. Кто-то брякнул, что самый надежный способ внимание богатырок заслужить – самому перед ними богатырем предстать.
А для такого нужно подвиг совершить богатырский. Или хотя бы свершение какое-нибудь знаменитое.
Например, Итиль переплыть. Волгу-реку.
Акъял сызмальства был горяч. Скажет кто-нибудь что-нибудь – а он уж бежит делать. Только потом уже начинает думать – а зачем оно ему понадобилось-то вообще?
Он и на Кащея в свое время точно так и напал.
Вот и теперь. Не слушая увещеваний побратимов, Акъял вскинулся, да и побежал прямо к мерцающим на закате водам. Кричали Урман и Тау вослед, гнались даже, да Акъял их быстро за спиной оставил.
Добрые батыры у него в побратимах ходят, но равных Акъялу по всей земле Булгарской не сыщется.
Правда, наткнувшись на окоченевшего Ярослава и окунувшись в реку сам, он быстро решил, что не так уж и хороша придумка. Ладно бы еще летом, а тут весны едва середина.
Батыры замерзают так же, как дехкане.
Поболтав о всяком и решив стать друзьями, Акъял с Ярославом теперь шли искать зелена вина и красных девок.
Разумеется, Васька Буслаев немедленно напросился третьим.
– Бог-гатырей должно быть три! – важно объяснил он. – Вот ты, князь, первый, да ты, башкирская рожа, второй, да я, Василий Буслаев, сам-третей!.. То-то ладно полуцытся!
