Жаль, не взаправду тирлич-трава молодость возвращает. Только временно. Уже к утру Овдотья вновь старухой станет.
Но сил, тирлич-травой даденных, ей еще на добрые сутки после того хватит. С нею и колдовать, и в ступе летать куда как проще будет.
Акъял-батыр проводил ее завистливым взглядом. Вот ведь дает бабка.
Он даже сунулся к оставленной бурама. Захотелось глянуть, что там внутри. Но бревенчатый домик сразу заворочался на ногах-столбах, повернулся к лесу передом, а к Акъялу задом.
– Э, обидно! – укорил его батыр.
Но заходить ему расхотелось. Неумно будет – словно к зверю живому в брюхо лезть. Запрёт бурама саму себя с ним внутри – да и просидит он, покуда багучи не вернется.
А Акъял на ее месте незваному гостю не порадовался бы.
Так что он прошел мимо и направил стопы, куда хотел изначально – в лес.
Старый это способ гадания. Еще дед ему Акъяла научил. А того – его дед. Деды мудрые были, они жизнь прожили, ведали всякое.
Кроме деда Ахмета, материного отца. Этот шапку у себя на голове потеряет.
Отойдя в лес подальше, Акъял замер, прислушался и стал выть по-волчьи. Похоже так, что не отличишь.
Через несколько минут в ответ раздался другой вой. А потом еще. И еще. Акъял выл до тех пор, пока не начал ему вторить целый хор, целая огромная стая.
Добрая это примета. Со спокойной душой вернулся Акъял-батыр в стан. Там как раз встретил русского владыку – тот проснулся с первым лучом солнца, вышел из своего шатра.
– Радуйся, хан Гулеб! – улыбнулся ему Акъял. – Сегодня мы победим! Так боги сказали!
Глава 29
Кащей Бессмертный сидел в очерченном на земле круге. Его бесстрастный взор был устремлен в никуда, в вечерний сумрак. Никто из слуг не приближался к царю – такой мертвый холод вокруг стоял.
– Ты точно не можешь вернуться? – говорил Кащей, обращаясь в саму Навь, к сгинувшему там отцу.
– Не могу… – прошелестел ветер из-за Кромки. – Не могу, сыне… Меня изгнали… Я ослаб… Я засыпаю… Через год призови меня сызнова… Благодать поослабнет… Наберусь новых сил… Проснусь… До тех пор – справляйся своими силами… Как уж сумеешь…
Кащей медленно сомкнул очи. Такого развития событий он не предусмотрел. Не мог предусмотреть. Самый продуманный и далеко идущий план не может угадать каждую случайность.
Война может быть проиграна из-за того, что погиб полководец. Полководец может погибнуть из-за того, что в неудачный момент споткнулся его конь. Конь может споткнуться из-за того, что потерял подкову. Подкова может отвалиться из-за того, что кузнецу не хватило гвоздя, и он махнул рукой, посчитав, что и так сойдет.
Сиюминутная лень, глупость или жадность одного-единственного мелкого человечка может привести к гибели целой державы. История знает такие примеры.
Конечно, Кащей делал ставку не только на Вия. Отец был важной частью замысла, но он понимал, что тот не будет помогать всегда. Рано или поздно древний демон вернулся бы в свой подземный мир.
И все же это произошло слишком рано. И не так некстати потеря самого Вия, как исчезновение его навьего воинства. Они составляли значительную часть Кащеевых сил, и без них станет заметно труднее. Часть мертвецов Кащей воротит, снова соберет с бору по сосенке, но на это нужно время.
Кащей даже раздумывал, не поворотить ли обратно, не отложить ли великий поход еще на год. Чтоб уж наверняка.
Но все же решил не поворачивать. Через год его нападение неожиданным уже не станет, русы сложа руки не просидят. Под Костромою собралась такая огромная рать, каких свет не видывал – и это за какой-то месяц. Сколько их станет через год?
Крепко слишком Кащей их напугал. Перестарался.
Робея и остерегаясь, к бессмертному царю приблизился хан Калин. Он бы не осмелился прерывать размышлений владыки, но дело было спешное, неотложное.
– Кобалог, о светлый царь, – промямлил он, когда Кащей обратил к нему взор змеиных глаз. – Он куда-то укатился. Мы… мы не смогли его остановить. Он раздавил двух моих батуров, а еще одного – сожрал…
– В сторону русичей? – осведомился Кащей.
– Да, но не к их большой орде. Прямо на закат покатился.
– Пусть его. Он знает свою задачу. К завтрему вернется – а до тех пор он не нужен.
Кащей понятия не имел, что творится в недрах разума Кобалога. Адская Голова – чудовище древнее, самой Матерью – Сырой Землей порожденное. Кащея он слушает, волю его исполняет – и большего от него ждать нельзя.
– Еще что-нибудь? – посмотрел Кащей на Калина.
– Нет, о царь, это все.
– Тогда ступай. Через час явишься.
Калин склонился. Он помнил, что на закате будет совет приближенных. Все соберутся в царском шатре, дабы порешать, как завтра вернее разбить русичей.
Много их там очень объявилось. Это уже не дружина всего одного князя да плюс ополчение городское и земское, как было под Тиборском. Там бы и один Тугарин управился.
Тут не то будет. Подсылы Калина докладывали ему, что русов набралось почти пять легионов. Почти половина леодра, тьмы великой.
Преувеличили, конечно. У страха глаза велики, а счесть точно такую прорву народа – дело тяжкое. Скорее всего, делить нужно надвое.
Но все равно очень много. Не намного меньше уж, чем вся орда Кащея. Изрядно она поредела после изгнания Старого Старика. Пусть и побаивались татар-батуры живых мертвецов, а с ними-то проще было бы.
Ну да ничего, и без них русы долго не продержатся. Это просто оттянет немного их конец, даст возможность потрепыхаться. Даже удачно, что все они в одном месте собрались – возиться долго не придется. Всех разом разбить – а там уж брать их земли и добро голыми руками.
Царь Кащей обещал, что после победы вся Русь отойдет им, вся Русь станет Кащеевым Царством. Каждый татаровьин получит богатый земельный надел и десятерых рабов-русинов.
И баб. Это ж подумать только, сколько баб одиноких останется!
При мысли о златовласых и волооких русинках Калин сально ухмыльнулся. Будет у него скоро сераль не меньше, чем у батюшки Кащея допрежь был.
А русы долго не продержатся, нет. Эвона силища какая к ним заявилась! Весь Тиборский край вымели, ровно метелочкой!
Один Змей Горыныч чего стоит. Его сегодня весь день топили, будто трехглавую печь – кормили углем и серой, поили горным маслом. Вылили в глотки сорок бочек зелена вина.
Завтра уж он всех в пламени утопит!
Сейчас почивает, величавый, храпит так, что деревья трясутся. Лежит отдельно ото всех, как огромный чешуйчатый холм. Кроме ходящих за ним скотников близко подходить мало кто решается.
Горыныч – он ящер. Великий Змей. В нем к человечкам уважения нету. Сцапает спросонья, проглотит – спрашивай потом с него.
