– Так что, покажешь этой орясине силу Святогорову, а? – с надеждой спросил Всеволод.
– Слово я давал Святогору, когда тот в гробу лежал, – вздохнул Муромец. – Не трогать обещал его сородичей. Не выйду я против Горыни, князь.
Всеволод поморщился, рукой махнул. Спорить не стал – знал, что бесполезно. Упрям Илья Иванович – коли втемяшит себе что, то уже не выбьешь.
А Горыня тем временем похаживал по земле меж двух ратей, помахивал громадною секирою, похохатывал. Пристально взглядывал в глаза русичам – и те их отводили.
Известно – человеку медведя проще забороть, чем велета. В таком громиле силищи – как в десяти богатырях.
– Так что же?! – грохнул наконец Горыня. – Найдется ль кто из вас, русичей, кто со мной отважится на двобой выйти?!
– А найдется! – гаркнули в ответ.
И вышел из рядов детина румяный да кудрявый. Щекаст, широкоплеч, а улыбка до того наглая, что врезать хочется.
Сам Василий Буслаев.
– Васька, стой!.. – выпучил глаза князь Всеволод. – Куда?!
– На цестной поединок, грудак в грудак! – ударил себя в плечо Буслаев. – Вот он я каков, богатырь земли Русской!
– Ты не богатырь! Ты позор земли Русской!
Но было уже поздно. Горыня вызов бросил, а Буслаев принял. Теперь не переиграешь уже, обратно не поворотишь. Не любит такого честная ордалия.
Был Буслаев в полной боевой сбруе – кольчуга булатная, шлем-шишак на голове. Но все равно рядом с Горыней гляделся даже не отроком, а младенем. Еле-еле до бедра тому доставал.
– Сумеет ли сэр Бэзил одолевать этот огр? – с сомнением спросил Бова. – Я думать, что силы не есть очень равны.
– Помрет твой сэр Бэзил, – сплюнул стоящий рядом Дунай. – Туда б ему и дорога, я б сказал, да сейчас молиться за него приходится.
Многие так думали. Знали на Руси Ваську Буслаева – и знали хорошо. Ударить он может так, что дух вон, – то ни для кого не секрет. Он однажды со всеми новгородскими мужиками разом на мосту дрался – и колошматил их, покуда мать не увела. Среди ушкуйников тоже всегда первым ходил, при жизни легендой стал.
Мало кто отважится с ним на двобой выйти.
Но то из людей. А велет – оно ведь дело другое совсем.
Тем более – велет-богатырь, как Горыня.
А тут Буслаев еще и раздеваться взялся! Шлем отшвырнул, кольчугу стянул – на траву бросил. Остался босой, в одной лишь рубахе с петухами.
– Что творит, дурак!.. – застонал аж Всеволод.
– Ты что делаешь? – удивился и Горыня. – Без лат драться хошь?.. Мы так не уговаривались. Я не сыму.
Сам-то он в доброй броне щеголял, булатной. Видно, что по его великанской фигуре ковали.
И шлем на голове золоченый, луковкой.
– Ты не русский, цто ли? – цвиркнул слюной Буслаев. – Латы в драке только мешают. Плецы богатырские во всю ширь не развесть. Косую сажень в плецах не показать, удаль молодецкую не опробовать.
– А как же без защиты-то? – изумился Горыня.
– А защита – она же в крестике нательном, цто матушка духовная при крещении надевала, на нить суровую, – укоризненно сказал Буслаев. – В крестике нательном, молитвой заговоренном.
– А латы тогда зачем вообще?!
– А латы – цтобы перед девками красными аки мерин гарцевать.
Сказал это Буслаев – и ничего больше не сказал. Просто подобрал с земли камень – да и засветил Горыне точно в нос. Аж кровь из ноздри хлынула.
– Ах ты!!! – заревел велет, вскидывая секиру. – Ну держись!!!
То-то драка началась, то-то потеха молодецкая!
Многие думали поначалу, что Горыня Буслаева сразу и пришибет. Ан нет, не так-то прост оказался горлопан новгородский! Воробьем вокруг велета порхал, отпрыгивал и наскакивал, от секиры огромной увертывался, а сам кистеньком-то поколачивал.
Тяжеленное било так и вертелось на цепи, так и жужжало злым шмелем.
Страшно могучи велеты. Говорят, самые из них древние горы двигать могли, реки запруживали. Поймай Горыня Буслаева, сумей его ударить хоть разок – и второго нужно не будет. Голым кулаком кости все переломает, в кашу размажет кровавую.
А уж секирой что сделает – страшно и представить.
Да не удавалось поймать. Могуч-то Горыня могуч, крепок-то крепок – да неловок. Неуклюж и неповоротлив. Обычного-то человечка он все равно бы скоро измотал, замучил – сам-то он усталости вовсе не ведает. Да Буслаев сызмальства на сшибках кулачных рос. Всякие увертки знал.
Вот размахнулся Горыня что есть дури – да хряпнул так, что вонзилась секира в сыру землю. До самой бородки утонула – даже выдернул не с первого раза. А Буслаев-то уж подлетел, уже сам ударил кистенем по колену.
– А-а-а!.. – выдохнул велет, теряя опору.
Хрустнуло что-то в кости, болью ногу пронзило. Острой болью, нешуточной.
– О-го-го, в болота поганыя!!! – снова крутанул Буслаев кистенем.
И пнул. Пнул подкованным сапожищем прямо в сраку.
Совсем не богатырский прием, да уж таков Буслаев Васька.
Разъяренный Горыня тут же поднялся, тут же повернулся. Забыв о больной ноге, он заревел, вперед метнулся, секирой шарахнул.
И упал.
Раздробил ему Васька Буслаев какую-то связку. Вот и повалился велет, точно дуб подрубленный. С грохотом повалился, с гулом.
Аж земля вздрогнула.
Он был еще жив. Он бы встал. Да разве Буслаев дал ему это сделать? Тут же прыгнул с размаху, да как принялся кистенем охаживать! Шлем сбил и в самое темечко лупить принялся!
И пробил дыру в черепе.
Страшно могучи велеты. Да не бессмертны. Побеждали их богатыри. Да и простые люди побеждали, хотя обычно не в честном бою. Умом брали и хитростью, уловками разными.
Или просто толпой наваливались, с луками и рогатинами.
И вот сегодня погиб еще один велет. Горыня, сын Вертогора. Славный он был богатырь, хоть и свернул на кривую дорожку. Пошел за Кащеем, как телок – и за то поплатился.
Когда Горыня перестал шевелиться, над полем повисла тишина. Кащеево войско замерло в изумлении. Русское – не веря глазам своим.
А Буслаев топнул еще разок по уже мертвому велету, вскинул руки и проорал:
– Эхма, былинный бой полуцился!!!
Вот тут-то русичи враз закричали, засвистели, в ладоши захлопали. Нелюди завыли, запричитали, лица ногтями рвать стали. Дубыня и Усыня так заревели, что уши у всех заложило.
А князь Всеволод уставился на Кащея. Ждал, что тот содеет.
Сдержит ли мертвый царь слово? В самом ли деле уведет рати несметные? Или, как обычно, подло поступит, чести не соблюдет?
