– Ты принимаешь мои условия?
Хоб долго не отвечал.
– Нет, не принимаю. Я не прислуживаю людям. Бе-е!
– Выйди на простор ночи! – потребовал Аластор. – Ведь я не человек.
– Нет.
Существо с шумом втянуло воздух и, зажав ноздрю, со звуком, подобным пушечному выстрелу, высморкалось сгустком голубой слизи, который долетел до босых ног мальчика.
– Хоб! – вскричал Аластор. – Черт возьми! Разве смог бы простой смертный тебя услышать? Или говорить с тобой?
Гоблин обдумал его слова.
– Кажется, нет.
– Так разве это не доказательство, что и я не человек?
Аластор стал срывать повязки с поврежденной руки мальчика. Порез еще не зажил, кровь сочилась из почерневших ран. В воздухе разлился ее металлический запах, и Аластор услышал, как гоблин громко хрипло вздохнул, а потом еще раз.
– Г-господин? – раздался тихий голос из коробки. – Это вы?..
Демоны могут узнавать других демонов по запаху. И несмотря на то, что запах Аластора перебивался мерзко-цветочным ароматом мальчишки, все-таки можно было понять, что перед гоблином душегуб и демон высокого ранга.
Хоб выскочил из своего домика и, хныча, упал к ногам мальчика.
– Простите меня, господин! Я всего лишь глупое существо, я опозорил себя! Вы должны забрать мой рог, молю вас! Вы должны!
Если гоблин вызывал немилость хозяина, обычным наказанием было лишение его рога. И тут Аластор заметил, что у хоба уже нет одного рога.
– Мне не доставит радости наказывать тебя, слуга. Но ты можешь меня помыть.
Хоб тут же принялся за работу и стал облизывать ноги мальчика. Аластор стоял, сложив руки за спиной. Запах гнили, исходивший от маленького демона, поднимал ему настроение.
– А теперь, трофей, скажи, как тебя зовут.
Хоб смотрел в землю.
– Найтлок.
– Найтлок, – повторил Аластор. – Хорошее имя. Можешь звать меня своим повелителем или высочеством, вечным господином кошмаров, приходящих в темные сны.
– Мой повелитель, не хочу проявить неуважение, но хоб не может не спросить, – заговорил Найтлок, дрожа от страха. – Как вы оказались в теле человека? Ваша сила велика, но зачем же навлекать на себя такой позор?
– Я скрываюсь, – ответил Аластор. – Никто из наших не должен знать, что я здесь. Это мой первый приказ.
Он понял, что Найтлок пытается понять, кто стоит перед ним – кто из шестерых детей короля?
– Скажи, – спросил он, – как много наших осталось в городе?
– О, господин! – воскликнул хоб и его глаза наполнились темно-синими слезами. – Немного, совсем немного. Это место проклято. И я, и все остальные, мы прячемся.
– Есть вести снизу? – спросил Аластор. – Как дела в нашем королевстве?
По лицу гоблина пробежало выражение глубокой печали, словно туча прошла перед лунным диском.
– Я не смогу ответить, даже если очень захочу. Даже если господин прикажет.
Аластор почувствовал холод в груди. В груди мальчика, конечно.
– Ворота закрыты, никто не может войти, – объяснил Найтлок. – Те, кто оказался за пределами королевства, теперь изгнанники, им не позволено вернуться.
– Нелепость! – Аластор тяжело вздохнул, ему вдруг стало тесно в чужом теле. – Кто мог издать такой указ? Кто сидит на черном троне?
Гнилая тыква сползла на лицо гоблина и скрыла его.
– Тот, – сказал он, – кто предусмотрительно заколдовал свое имя так, что никто в этом мире не может его произнести.
Из всех демонов только душегубы обладали силой для такого заклятия.
– Господин, мне так жаль! – причитал гоблин. – Спросите у хоба что-нибудь другое, прикажите что угодно, и он будет служить вам до конца времен.
– Бред! – сказал Аластор, повернувшись к Длинноклыку. В его голове роились мысли. Отец? Нет, зачем ему это? Его и так все боялись. Значит, кто-то из братьев, или, может быть, враги? Вообще-то, похоже на ведьмино проклятье. Но это невозможно… Если ведьма спускалась в Нижний мир, она тут же лишалась способности к колдовству.
Он снова повернулся к гоблину. Найтлок больше не рыдал и не всхлипывал. Найтлок больше не боялся поднять взгляд. Он таращился на Длинноклыка так, что его ярко-желтые глаза чуть не выпрыгивали из глазниц.
– Если господину нужна кукла, я могу сделать ему великолепную куклу, – сказал он, дрожа от предвкушения. – Моя последняя хозяйка любила игрушки. Делать их – одно из моих умений.
Кукла? Аластор снова посмотрел на вампира. Оказывается великолепные красные и блестящие глаза Длинноклыка оказались из обычного стекла. Аластор даже лизнул один, чтобы убедиться.
– Понятно, – сказал Аластор очень официальным тоном, выпуская куклу из рук. Она упала к его ногам.
Хоб быстро оттащил «вампира» в сторону.
– Господин, вы не голодны? – спросил гоблин. Он достал пакет с надписью «Кошачий наполнитель» и предложил Аластору горсть сверкающего крупного песка. Душегуб слизал его с руки мальчика, задумчиво напевая.
– Теперь, слуга, мы должны составить план. Мальчик, в чьем теле я нахожусь, должен подписать со мной контракт не позднее, чем через дюжину ночей. Но он пока не дал своего согласия.
Хоб изумленно фыркнул, забрызгав все вокруг слюной.
– Он отказался от вашего предложения? У него такая сильная воля? Ведь о вашем даре убеждения, господин, слагают легенды.
– Да, да, – отмахнулся Аластор. – Сопляк еще не отдался в лапы страха и не впал в отчаяние от угроз. Возможно, если я решу продолжить, угрозы должны быть пострашнее…
– А чего желает этот мальчишка? – спросил гоблин, протягивая Аластору еще кошачьего наполнителя.
– У него одно желание, но такое жалкое, что не стоит упоминания, – ответил Аластор. Мальчик хочет одобрения. Он еще не знает, что если станет гоняться за одобрением, то всю жизнь будет несчастен.
– Тогда, может быть… Господин, а знает ли он, что́ вы можете дать ему? – спросил Найтлок. – Может быть, это тот самый случай, когда человеку нужно показать, чего он на самом деле хочет, чтобы он и впрямь этого пожелал?
Аластор посмотрел на луну и ударил кулаком в грудь мальчишки. Он нашел гениальное решение! Он настоящий темный владыка.
– Я только что нашел ответ! Найтлок, известно ли тебе, как часто люди не догадываются, чего хотят, пока сами это не увидят?
– Нет, господин, хоб этого не знал.
Аластор схватил шляпу, расправил плащ за плечами и повернулся в сторону ведьминского дома. У него появился новый план и теперь он занимал все его мысли.
– Идем, слуга! Ночь на исходе, и кое-кому пора просыпаться.
