– Повелитель! – сказал Найтлок, выползая из-под скамьи. – Как… Каким грозным вы были! Хоб и не знал, что вы так быстро вернули себе столько сил.
Он восстановился. Человеческая «средняя школа» оказалась идеальной почвой для взращивания страданий. Аластор пировал, обжираясь бессилием, злобой и разочарованием, которые находил там. Но он не стал говорить хобу, что только что потратил слишком много сил. Он чувствовал, что уже не так хорошо управляет мальчиком, и это становилось опасным. Так что теперь, если мальчишка не подпишет контракт, у Аластора не будет шансов выбраться наружу до его тринадцатого дня рождения.
Но он не позволит Бюну победить.
Его брат всегда был гораздо более жестоким, чем требовалось. Аластор считал, что люди заслуживают того, чем оборачивается их собственная глупость, но Бюн хотел уничтожить их всех, вместе с их королевством и магией. Раз и навсегда.
Именно он запер Пиру в башне за то, что она не могла превращаться в животное. Бюн издевался над ней, бил ее, говорил, что она жива только благодаря папенькиной милости. Будучи наследником, Аластор поклялся Пире, что освободит ее, как только взойдет на трон.
Но на троне оказался Бюн.
И это значило, что Пира в гораздо большей опасности, чем он думал. Если она вообще еще жива.
Глава 22
Доброе сердце, острый нож
На третью ночь кошмар вернулся.
Пантеры со сверкающей черной шкурой и мощными ногами я не видел, зато повсюду полыхал огонь. Он поджег что-то у меня под кожей, ноздри наполнились запахом тухлых яиц. Слова пантеры били меня по позвоночнику, словно гибкий шелковистый хвост.
– Слышишь поющую кость? Слышишь поющую кость?
В автобусе по дороге в школу я наконец решился спросить об этом Нелл. После того, как представители турагентств с большим энтузиазмом согласились сотрудничать с Домом семи ужасов, она больше не выглядела такой отчаявшейся.
«Как я и сказал, чтобы получить что-то, сначала ты должен сам что-то дать».
Я отмахнулся от Аластора, и стал ждать, когда Нелл ответит.
– Поющая кость? Это что-то из фольклора, из сказок, – сказала она. – Мама однажды рассказывала мне об этом. Есть разные варианты этой истории, но вот традиционный сюжет: завистливый брат или сестра убивают других братьев и сестер и прячут их кости. Но однажды кто-нибудь находит останки жертв, и кости поют, рассказывая правду о том, что произошло.
– М-м, – протянул я.
Но при чем тут мой сон? Что подсознание хочет до меня донести?
– А почему ты спрашиваешь? – спросила Нелл, когда дверь автобуса открылась, и мы пошли к выходу. Я увидел, как она украдкой оглянулась, когда мы проходили мимо каких-то ребят, но за всю поездку они ни слова не сказали ей или о ней.
– Да наткнулся, пока искал… Ну ты поняла, – сказал я, переходя на шепот. – Кстати, мне кажется, стоит заглянуть в тот словарь с именами демонов…
Нелл резко остановилась, и я налетел на нее сзади.
– Думаешь, мы не смотрели? Поверь, заклинание – единственный вариант.
– Да знаю, но…
– Дядя Барнабас связался с тем, кто должен достать для нас пальцы мертвеца. – Она снова понизила голос. – Не исключено, что их пришлют к концу следующей недели. Очевидно, он нашел способ доставки, чтобы на таможне никто не упал в обморок.
Мне показалось, что где-то глубоко внутри меня Аластор нервно вздохнул.
Я понимал, что у нас был план, и это был единственный надежный план, но вся эта история с истинными именами не давала мне покоя – я ведь помнил реакцию Аластора. Если Нелл и дядя Барнабас решили больше не думать об этом, я попробую сам. Вдруг нам понадобится запасной план?
– Эй… Еще кое-что, – сказал я тихо. – А ты не слышала ничего странного про Нижнее королевство? Не происходит ли там сейчас чего-нибудь… этакого?
«Ты не забыл?» – Аластор был искренне удивлен.
Нелл уставилась на меня.
– А почему я вообще должна что-то об этом слышать? У меня там нет друзей по переписке.
«Ну, я попытался, – ответил я демону. – Могу попробовать спросить у Мисси».
«Правда?»
Пока мы шли от автобуса до школы, я все еще думал об этих словах и о том, как демон удивился. Я не мог отделаться от этих мыслей, пока не наступил момент, чтобы привести еще один мой план в действие.
– Ну, ты идешь? – спросила Нелл, когда я свернул не в тот коридор.
Я посмотрел на часы в холле. Оставалось меньше десяти минут.
– Да, только сначала в туалет, – сказал я и помахал ей рукой. – Встретимся через пару минут.
Как только она скрылась, я выскочил на улицу под моросящий дождь, очень холодный, возможно, даже со снегом. Гигантские облака неслись по небу, и мне показалось, что я попал в центр туманной воронки.
«Что ты делаешь, слизняк?» – удивленно спросил Аластор.
Я никогда не был в школьном театре, но Нелл показывала мне его, когда мы проходили мимо. Он был в том же здании, что и художественные мастерские. Коридоры там были увешаны фотографиями актеров и работников сцены – больше половины из этих людей были заняты в «Суровом испытании». Между фотографиями висели большие афиши, на всех в главных ролях была одна и та же женщина с пышной прической в стиле семидесятых – Анна Драммер. Также известная как мадам Драммер, руководитель театрального кружка.
Я нашел ее в кабинете: склонив голову в мелких сиренево-розовых кудряшках, она штопала костюм, который выглядел даже старше нее. Справа стояли декорации, и я смог рассмотреть некоторые из них.
Не стоит, наверное, критиковать чужую работу, но… ой-ой-ой. Унылый лес внизу весь сморщился – очевидно, декорация пострадала от воды.
– Мадам Драммер?..
Женщина подскочила километра на два и схватилась за грудь.
– Простите, не хотел вас напугать, – сказал я. – Просто пришел поговорить. У вас есть минутка?
– Что ж… Господи, дайте мне хотя бы отдышаться, – ответила она. – Вы пришли на прослушивание?
Единственное, в чем мадам Драммер, носившая сразу три шарфа, и моя бабушка были похожи, – так это в том, что они пытались придать обычным словам – таким, как например, «просмотр», – французский флер, несмотря на то, что произносили они их с диким акцентом.
– Не для меня, – сказал я. – Для моей двоюродной сестры Нелл Бишоп.
Мадам Драммер уставилась на меня:
– Я не вполне понимаю…
– Она хочет играть Джона Проктора, – сказал я. – Выучила весь текст. Она очень хороша. Не понимаю, почему вы не позволяете ей хотя бы прийти на прослушивание.
– Потому что она девочка, – медленно и отчетливо сказала мадам, как будто я был неразумным младенцем.
