Золотые нити волос скользят между пальцев, норовя уклониться от предписанного пути, и приходится слишком часто останавливаться, чтобы вернуть упрямиц обратно, в размеренные захваты крючка. Получается не очень-то ровное полотно, топорщащееся кончиками отдельных волосков, которые я не стал связывать между собой, добавляя в вязание новую порцию «пряжи», любезно отданной мне Юлеми с корыстной целью получить королевскую мантию для куклы. Королева по имени Пигалица... Курам на смех. Впрочем, чем такое имя хуже других? Временами я и своё ненавижу настолько, что готов от него отказаться.
Лежу, обложившись подушками для упора локтей, быстро устающих висеть в воздухе. Можно сказать, возлегаю, с царственным безразличием принимая редких посетителей. Уже третий день. Слава богам, Льюсу не до меня: город, лишившийся одного правителя, теперь приноравливался к твёрдой руке другого и, думаю, довольно охотно, потому что герцог, помимо установления своей власти, принёс Вэлэссе избавление от беды, вызванной порченой водой. Конечно, какая-то часть горожан была больна основательно, но гораздо больше находились в той стадии отравления, когда справиться с болезнью могла, как и в случае Магайона, обыкновенная простуда, а уж обзавестись этим добром по жаре, до сих пор не покидающей город и окрестности, было легче лёгкого.
Господам Гарсену и Богорту тоже не найти часа-другого меня навестить: помогают герцогу в его нелёгком труде разделения всех подданных на здоровых, не очень здоровых и нездоровых совершенно. Где-то там же подвизается и Паллан, проявивший, как говорят, чудеса отваги при штурме резиденции покойного мэнсьера. В это верю без малейших сомнений, потому что если мои предположения, основанные на подсказках Мантии, верны, милейший капитан вообще должен был костьми лечь, но не допустить, чтобы со мной случилось что-то нехорошее. Надо будет при встрече сказать «спасибо». И ему, и Ксаррону. Вот ведь гад! Сделал вид, что отправляет меня в неизвестность, а сам по пути всего следования понатыкал свои «глаза», «уши» и «руки». А я-то ещё удивлялся, когда меня отпустили без привычного уже эскорта найо! Зря удивлялся. Да, зверушкам требовалось уединение, потому что в небе вставала Ка-Йор, их ночное светило, во время округления которого многоликие оборотни буквально сходят с ума и сменяют формы одну за другой, при этом сгорая от влечения к себе подобному. Ну и пусть их, развлекаются. Мне в любом случае было бы не справиться с двумя найо, только и думающими, как завалить друг друга в постель или что они понимают под «постелью».
Так что, лежу в кровати и в одиночестве, от коего нисколько не страдаю. Даже наоборот, испытываю определённое удовольствие. Если есть на свете роскошь общения, то не менее драгоценна и возможность побыть наедине с собой. Ну, почти наедине.
Правда, Мантия, надо отдать ей должное, не донимала меня разговорами и нравоучительными наставлениями. Первый день потому, что я в основном спал. А начиная со второго утра лишь изредка осведомлялась, каковы будут мои дальнейшие планы, на что получала один и тот же ответ. Какой? Поживём — увидим.
Створка двери беззвучно и очень медленно отползла на ширину пары ладоней от своего изначального, то бишь, закрытого положения, после чего снова замерла. Прошло около минуты, но из коридора всё же послышалось тихое:
— Позволите войти, господин?
— Да, — буркнул я, наученный горьким опытом: местные слуги, даже если их отсылали прочь, добросовестно ныли под дверьми, пока меня не покидало терпение, и в полёт не отправлялись предметы убранства занимаемой мной комнаты. Как понимаю, до меня в ней проживал кто-то из не шибко любимых племянников мэнсьера, потому что уюта вокруг не наблюдалось. Впрочем, кровать есть, лежать на ней можно, и ладно.
Дверь раскрылась пошире, и в образовавшийся проход просочилась девушка, памятная мне с головы до ног по процессу извлечения накра.
Мариса, так её зовут. Но имя я узнал не от неё самой, а от одной из словоохотливых служанок, которая в какой-то момент утратила робость, неизменно охватывающую всех, кто приближался к «самому Мастеру». Кретинизм... И как только Рогар терпит? Меня уже не просто коробит от всеобщего почитания, а почти трясёт.
Девушка поставила на столик рядом с кроватью кувшин, наполненный очередным травяным настоем: стараниями Богорта — единственного мага в городе, которому можно было доверять без опаски, меня потчевали этой гадостью с утра до вечера. Правда, и более существенную еду тоже приносили, но это питьё было обязательным. И единственным, потому что вина мне не давали. Подозреваю, из-за того, что герцогу в любой момент могли потребоваться мои услуги, а пьяный Мастер... В лучшем случае, весело. В худшем... тоже скучно не будет.
Тугая коса уложена вокруг головы, рубашка застёгнута, несмотря на жару, складки юбок безупречно заглажены. Скромница, да и только. Хотя...
— Ты что-то хотела, милая?
Она кивнула, не поворачивая головы. Да и вообще, с момента появления в комнате девушка на меня не смотрела. Брезгует или боится? А может, не хочет выдать своей ненависти?
— Я слушаю.
— Господин, мне...
— Вот что, милая. Если будешь продолжать бормотать себе под нос, я ничего не услышу. Поэтому будь любезна подойти и присесть рядом со мной.
Она повела плечами, но протестовать не посмела и выполнила указания в точности. А когда подняла взгляд и увидела в моих руках вязание, удивлённо взмахнула ресницами:
— Вы...
— Вяжу. Это тебя удивляет?
— Нет, но...
— Неподходящее занятие для мужчины? А мне так не кажется. Ты думаешь иначе?
Мариса испуганно округлила агатовые глаза.
— Нет, господин, я вовсе не...
— Не думаешь? А вот это плохо, милая. Думать надо. Хотя бы изредка. Попробуй как-нибудь, вдруг понравится?
Она вдумалась в смысл моих слов и несмело улыбнулась, заслужив ответную улыбку.
— Вот так-то лучше! А теперь поговорим. Что тебя привело?
— Господин, вы...
Девушка снова погрустнела: видимо, предметом разговора должна была стать смерть её благодетеля.
— Я должен извиниться перед тобой.
— За что, господин? Чем я могла... — Теперь явный испуг появился и в звонком голосе.
— Ничем, милая. Это я совершил ошибку. Твой... Мэнсьер мог остаться в живых, если бы я действовал обдуманнее.
Мариса опустила голову. Тонкие пальцы сжались, сминая отутюженные складки верхней юбки.
— Честно говоря, мне только потом стала понятна собственная неосторожность. Дурак, признаю. И очень хотел бы вернуть всё обратно, но не могу.
— Не надо... обратно.
Какую чушь я несу?! Конечно, не надо!
— Прости, милая, я совершенно не слежу за своим языком. Тебе сейчас так тяжело, а тут ещё мои глупые откровения... Прости.
— Не вините себя, господин, — агатовые глаза снова смотрят на меня. — Вы... мы не думали, что можно спастись. Что я могу спастись.
