Миска с булочками была оставлена мьюру, хранителю библиотеки. Если бы кто-то видел, какие мне пришлось приложить усилия, чтобы мохнатый домовик принял скромное подношение! Сначала вообще было заявлено: «Взяток не беру, жалования хватает». Я пустился в объяснения, из которых, как полагал, следовало: булочки — вовсе не взятка, и оставляются без моего внимания с сожалением, просто потому, что в желудок больше не лезет. Тогда мьюр обиделся и изрёк: «Негоже добропорядочному домовому недоедки подъедать». Пришлось идти на второй круг доказательств и оправданий. В результате довольный мьюр утащил угощение в свой закуток, а я, смертельно уставший от препирательств, но выторговавший право являться в библиотеку в любое время суток (разумеется, не с пустыми руками), вернулся к себе в комнату и потратил полчаса на приведение внешнего вида в относительный порядок. Проще говоря, умылся, причесался и переоделся. Нормальные существа занимаются этим до принятия пищи, но ваш покорный слуга давно уже не претендует на «нормальность».
Завершив утренний туалет, я, в ожидании шадд’а-рафа, устроился в холле, на лестнице, прислонившись спиной к перилам, и, чтобы минуты бежали быстрее, перебирал в памяти строки, прочитанные ночью.
Механизм наследования признаков очень интересен, и хоть до «Слияния Основ» мне во время учёбы добраться не посчастливилось, знаний из разряда «вокруг да около» вполне хватило, чтобы разобраться в основных этапах процесса.
Основное и изначальное назначение физической близости состоит в продолжении рода, а спаривание существ разных видов обычно не приносит потомства, потому и происходит крайне редко. Однако если у существ есть что-то общее в строении, результатом их... м-м-м-м, страсти может стать новое существо, объединившее в себе качества своих родителей. В принципе, очень легко установить, появится ли отпрыск у двух особей разных видов: достаточно взглянуть, имеются ли в Кружевах потенциальных родителей одинаковые фрагменты. Если имеются, и, более того, захватывают в себя ряд ключевых Узлов, можно смело браться за дело! Но только в том случае, если Кружево одного проще по структуре, чем Кружево другого. Поэтому очень легко и просто возникает потомство у оборотня и человека, да и вообще, у человека и других человекоподобных рас: схожий каркас основного Кружева. А поскольку у людей нет никаких надстроек над исходным рисунком, появляющийся на свет ребёнок несёт в себе всё, что ему удалось урвать от более «сложного» родителя. Разумеется, отдельные фрагменты теряются: им просто не за что зацепиться. Но какие-то остаются. И при удачном стечении обстоятельств остаётся очень много всего. Ещё играет роль то, кто из родителей принадлежит к какой расе, в каком облике происходило спаривание, в какой фазе была луна и всякая прочая ерунда, на деле ерундой вовсе не являющаяся. Но это относится к слиянию человека и оборотня. А если встречаются два оборотня разных Племён?
Ирм не смогла бы родиться, если бы оба преступивших не были кошками: близкие рисунки изнаночного слоя помогли сформировать ущербное и слабое, но ограниченно жизнеспособное Кружево. Вот только оно, совмещая в себе и разные рисунки, не позволяет девочке обернуться. Просто потому, что конечная цель не определена однозначно. Возможно, при искусственном подавлении Кружева одного из родителей в момент зачатия появлялся шанс на задание процессу нужного направления, но... Время упущено, и вспять уже не вернётся. А я вовсе не бог, чтобы менять правила игры по своему желанию. Чего же хочет от меня старик?..
— Я заставил Вас ждать, dan-nah? — Вежливый и немного тревожный вопрос оторвал меня от размышлений.
Шадд’а-раф стоит рядом с лестницей, терпеливо ожидая, когда я соблаговолю обратить на него внимание. Хорошо ещё, коленями пол не натирает.
— Нет, ты пришёл вовремя.
— Вы следили за временем?
В хрипловатом голосе чувствуется тепло улыбки. Конечно, прекрасно зная мою способность, погружаясь в раздумья, забывать обо всём вокруг, старик не мог удержаться от шутки. Доброй.
— Не следил. Зато оно всегда следит за тем, чтобы встречи происходили именно в назначенный момент, не раньше и не позже. Так зачем делать лишнюю работу? Доверимся тому, кто лучше нас с ней справляется!
Янтарные глаза вспыхивают светлыми искорками.
— Разумный подход. Позволите и мне к нему прибегнуть?
— Ты уже... прибёг, всучив мне своего очередного ребёнка. Я что, так и буду заниматься делами твоей семьи? Не слишком ли много чести?
— Много, — согласно кивает шадд’а-раф. — И я скорблю, что не в моих силах оплатить этот долг.
— Ай, брось! Долги, платежи... Надоело. Будем считать, что я сам, по собственной воле, взял на себя заботу о девочке. На свой страх и риск. Правда, спешу сказать: ничего не обещаю. Не знаю, как и куда двигаться.
— Это неважно, dan-nah. Главное, решиться сделать шаг, а направление... Оно найдётся. Чуть позже.
— Мне бы твою веру, — рассеянно кусаю губу.
— Разве у Вас нет своей?
Вопрос звучит не удивлённо, а укоризненно. Мол, зачем мне ещё одна безделица, если в кошельке звенят сотни других.
— Нет. Я разучился верить. А когда-то умел...
Старик отводит взгляд, заставляя меня снова чувствовать вину. Нет, в этот раз не стану убегать. Пора признаться в своей ошибке. Что бы из этого ни вышло.
— Я сожалею.
— О чём, dan-nah?
— О своём поведении. Нет, не сейчас. Тогда. Я вёл себя...
— Безупречно.
— Безупречно? — Усмешка получается горькой и едкой, как сок одуванчика. — А что значит «безупречно»? То, что меня нельзя упрекнуть в чём бы то ни было? Или то, что мои поступки не вызвали упрёка?
— Вы можете выбрать любой ответ, — спокойно отвечает шадд’а-раф, и в этом спокойствии слышится обречённость приговорённого. К смерти? Нет, к памяти, что куда страшнее.
— А я предоставлю право выбора тебе. Справишься?
— Dan-nah, это...
— Невозможно? Увы. Тогда выслушай то, что я скажу, и не смей перебивать. Вчера я сравнил возраст твоих детей с числом прожитых мной лет и пришёл к любопытному выводу. Оказывается, они были совсем крохами, когда ты оставил их, чтобы возиться с чужим ребёнком. Оставил без своей любви, без ласки, без... да просто без тепла, в котором они нуждались. Не знаю, что заставило тебя так поступить, не буду гадать. Но каковы бы ни были твои мотивы, я не заслуживал того, что получал. Не понимал всей глубины дара и его цены. Для тебя. А потом сделал ещё хуже: упрекнул. Нашёл тень там, где её не было... И с отцом, и с сыном. Мне следовало бы извиниться и перед ним, как ты считаешь?
— Извиниться? Нет, он ещё слишком юн и пытается мчаться, когда следует замедлить шаг. Поэтому и налетает на стены, — старик улыбается, грустно и ласково. — И пусть лучше эти стены будут построены вами, чем кем-либо ещё... Он никак не может решить, какие чувства испытывает: и ненависть, и восхищение, и привязанность — всё смешалось в одном котле, но зелье ещё не вызрело. Должно пройти время. Может быть, много. Может быть, совсем чуть-чуть. Он разберётся в самом себе. Как разобрались вы.
