— Не надо ни с кем встречаться... — залитое слезами лицо.
— Вот что, сначала встань, — наклоняюсь, подхватывая линну под мышки, и поднимаю на ноги. — А теперь объяснись.
— Не надо... встречаться... простите меня, dan-nah... я не поверила ему... а он ведь сказал: ты сама всё поймёшь... сама увидишь...
Запутавшись в сбивчивой речи девицы, качаю головой:
— Пожалуйста, по порядку! Почему не надо встречаться?
— Потому что... Я — Ивари.
Так. Можно было догадаться. Идём дальше:
— Почему ты назвала меня «dan-nah» и за что просишь прощения?
— Я хотела заставить вас сделать такое ужасное...
— Не особенно.
— Это очень плохо, я знаю, мне бабушка рассказывала.
Интересная бабушка. Надо бы с ней познакомиться.
— Так почему «dan-nah»?
— Потому что ОН так вас называет, — бесхитростный ответ, в котором слово «он» звучит с такой нежностью и восторгом, что сразу ставит всё на свои места.
— И что же именно «он» сказал, а ты не поверила?
— Он сказал, что вы — истинный dan-nah и никогда не помните о себе.
Не помню? Скорее, ни на минуту не забываю... Старик слишком высокого мнения о своём незадачливом воспитаннике. Всё, что я совершаю, жуткие глупости. Единственная радость состоит в том, что они бьют прежде и сильнее всего по мне, а не по кому-то другому. Как волна, наталкиваясь на волнорез, продолжает свой путь лишь осколками прежней мощи... Но я устал спорить:
— Пусть будет так. Ты знаешь, зачем я пришёл?
— Да. И что скажешь?
— Для меня будет великой честью, если Вы примете на себя заботу о нашей малышке.
— А если отбросить этикет? Если доверить словам то, что прячется здесь? — Я коснулся груди линны.
Зимняя синева глаз снова подёрнулась дымкой слёз:
— Позаботьтесь о ней, dan-nah... Мы — не смогли.
— Ты любишь его?
Молчание и взгляд, не требующий дальнейшего уточнения.
— Вы понимали, что не можете быть вместе?
Робкий кивок.
— Но всё же не удержались... Ох, ну что с вами делать? Скажи хоть, вам было хорошо?
Невинно опущенные ресницы и румянец во все щёки.
— Понятно. Не могу ничего обещать, кроме того, что буду искать решение. Найдётся оно или нет, неизвестно. Так что, чур: не обижаться! — Смахиваю пальцем очередную слезинку, задумавшую скатиться по веснушчатой щеке.
* * *
Выставив за дверь обоих найо и совершенно потерявшуюся между счастьем и чувством вины линну, я, наконец-то, получил возможность одеться и отдышаться. А также поболтать. С той, которая обожает уходить от разговора всеми правдами и неправдами.
Так почему это способ не применили мои родственники?
«Мог бы и сам понять...»
Например? Требовалось моё согласие? Оно у них было. Что ещё?
«Ты никогда не поумнеешь настолько, чтобы сразу находить нужный смысл в ворохе фактов...» — огорчённо замечает Мантия.
Да, не поумнею! А ты у меня на что? Ну-ка, рассказывай!
«Из чего сделаны иглы, которые должны были в тебя воткнуться?..»
Из...
Я вспомнил матовое мерцание, очень знакомое и очень похожее на...
«Лунное серебро»?
«Именно!... А поскольку после свидания с Зеркалом в твоё тело попала этого серебра целая уйма, да не просто попала, а осталась в нём жить, совершенно бессмысленно и глупо тыкать туда же новые «слёзы Ка-Йи»: они попросту будут впитаны тем, кто живёт в твоей крови...»
А если бы его не было? Что было бы тогда? Они тоже растворились бы?
«Ворвавшиеся в кровь в другом настроении и без приглашения, они исчезли бы, но... Не сразу... Принеся достаточно страданий и вреда...»
Вреда?
«Когда ты не можешь выпускать Пустоту в мир, необходимо её подкармливать, и очень часто... В противном случае, она начнёт пожирать тебя самого...»
Милая перспектива. Но... Почему ты сразу не сказала, что иглы мне не страшны?
«Чтобы было принято независимое решение...»
Поганка! Если бы я заранее знал...
«И что бы ты сделал?..» — искреннее любопытство. — «Обманул бы бедную девушку?..»
Никого бы я не обманул!
«Да-а-а?... А разве не обман — сделать вид, что подчиняешься обстоятельствам, когда на самом деле они подчинены тебе?..»
Тьфу на тебя!
Мантия, конечно, права: обладая всей полнотой знаний, я поступил бы нечестно, соглашаясь на предложенные линной действия. И перед ней нечестно, и перед собой... стыдно. А когда мне стыдно, я ищу способ отвлечься от неприятных мыслей. Например, выпить и закусить. Наверное, пока я отсутствовал, всю рыбу уже съели. Точно, съели. Конечно, проверю, но...
Так и есть, столы девственно пусты. Ни рыбы, ни селян, ни других следов их пребывания. Разошлись по домам? Верно, дело-то идёт к вечеру. Только у большого камина в зале сидит старая линна и что-то перебирает ловкими пальцами. Прядёт... Шерсть? И необыкновенно красивую: пушистую, бело-золотистую и такую лёгкую, что я едва почувствовал её вес на своей ладони, когда, с разрешения хозяйки, взял в руки несколько нитей.
— Что, нравится?
— Замечательная пряжа! А как она будет смотреться в узоре...
В голову пришла мысль о том, что весной мне надо побывать у наречённой «дочери», а являться с пустыми руками — невежливо.
Голубые глаза ласково прищурились:
— Умеешь вязать?
— Немного. И я бы приобрёл у Вас такую шерсть, но...
— Но?
— Она ведь не продаётся, верно?
Теперь улыбнулись и губы.
— Верно.
Конечно, не продаётся! Пух, вычесанный из подшёрстка оборотней-кошек — да ему просто нет цены.
— Но я могу его обменять.
— На что?
— От дороги к югу, в трёх сотнях шагов есть большой куст огнянки. Принеси мне ветку с ягодами, там поглядим.
— Всего лишь ветку?
— А больше не надо.
Больше, и в самом деле, не потребовалось. Только принёс я не ветку, а горсть ягодок, которые подобрал под кустом, потому что... Знаю, прозвучит глупо, но куст огнянки, усыпанный алмазной пылью инея, выглядел произведением искусства, а когда алое закатное солнце полыхнуло на глянцевых боках грозди ягод, каким-то чудом уцелевшей на тонкой ветке, я понял, что не смогу её сломать. И потому, что обломанные ветки у огнянки не отрастают вновь, и потому, что... Это просто было красиво. Как красивы полевые цветы, но до тех пор, пока не сорвёшь их и не принесёшь в дом, где они быстро поникают головками и теряют своё очарование.
