Примерно то же самое я и сказал линне. Она выслушала, внимательно и задумчиво, потом кивнула и пригласила:
— Идём, нагрею тебе медовухи: она с огнянкой чудно хороша получается!
— Я принёс ягоды... для этого?
— А для чего же ещё? Я лишь хотела узнать, как ты поступишь.
— А как я должен был поступить?
— Тебе виднее.
— А если бы я принёс целую ветку? Это было бы правильно?
— Наверное, — она беспечно улыбнулась. — Но ты поступил иначе. По-своему. Не так, как предложено. А значит, внучка отдала своё дитя в надёжные руки.
— Внучка? Вы говорите об Ивари?
— Маленькая глупая девочка, попавшая в сети любви... Мне немножко её жаль, но ещё больше я за неё рада, потому что тепло в сердце — лучшая награда, которую можно получить от мира.
— Даже, если любовь безответна?
— Даже так. Потому что, когда любишь, начинаешь видеть всё иначе.
— Сквозь туман?
— Сквозь кружевную занавесь, которая и сама по себе прекрасна, и прячет за собой настоящие чудеса... Ну, хватит воздух словами гонять! Идём, угощу!
— Чем? Рыбы-то не осталось...
— Ты об этом? Ай, не жалей, я тебе солёной дам: пальчики оближешь!..
Есть много разных способов достижения желаемого результата, в частности, выяснения подробностей об интересующей вас персоне. Один из самых простых — вопрошение, то есть, попытка получить ответы на ряд прямых вопросов. Но иногда нагляднее и эффективнее другой путь: поставить задачу и предложить несколько способов её решения, а уж выбор того или иного способа ясно охарактеризует испытуемый объект. Так и поступила со мной старая линна. Попросила об услуге, сразу же подсказывая, как оная должна быть выполнена. Подталкивая к очевидному решению. Проще всего было сломать пресловутую ветку, тем самым давая понять: не остановлюсь ни перед чем, если уж цель ясна и достижима. Точнее, кажется достижимой... Я же поступил наоборот. Довольствовался тем, что имелось. Тем, изъятие чего не смогло бы оказать существенное влияние на окружающий мир. Был ли мой поступок предсказуемым? Возможно. Ожидаемым? Это осталось на совести старой линны.
Одна из её прабабок знала, кто такой Разрушитель. Возможно, какое-то время шла рядом с ним и осталась жива, хотя должна была погибнуть. Что ж, остаётся только порадоваться за неё и за её потомков, унаследовавших важные знания. Но во всей этой истории есть ещё что-то, не дающее мне покоя. Что-то, мешающее плотно закрыть дверь этой комнаты в кладовых Памяти.
* * *
Пуховая нитка так нежно скользила по коже, что временами казалось: вязаное полотно возникает прямо из воздуха. Невесомое, тонкое, но в нём будет не холодно в самый лютый мороз и не жарко под палящим солнцем. Хороший подарок. Я долго думал, в какую форму его облечь, и в конце концов решил, что свяжу просто покрывало: когда родится маленький эльф, Кайа будет укрывать его, а потом и сама сможет носить. В качестве шали.
— Хотелось бы поучаствовать, — наигранно равнодушно сообщила Тилирит, жадными глазами глядя на золотистое кружево, и я вздрогнул.
Никак не могу привыкнуть к тётушкиной манере появляться в самый неподходящий момент и совершенно незаметно. Хорошо ещё, Ирм уже третий день подряд занимается подарками от мамы и прабабушки и вовлекла в свои забавы Лэни: хоть эти две особы женского пола не возникают без предупреждения.
— В чём?
— Нитки ведь ещё останутся?
С сомнением оглядываю мотки, разложенные во всех доступных местах:
— Трудно сказать.
— Останутся, останутся! И я была бы не прочь получить к Летнему Балу что-нибудь эдакое...
Пальцы тётушки описывают в воздухе замысловатую кривую.
— А конкретнее?
— На твоё усмотрение.
Задумываюсь.
— Может быть, может быть. Но в свою очередь, тоже хочу кое-что получить.
Лицо Тилирит выражает крайнюю заинтересованность:
— И что же?
— Ответы.
— А планируется много?
— Кого?
— Вопросов.
— Всего один.
— Задавай.
Я отложил вязание в сторону, чтобы не отвлекаться, и спросил:
— Откуда взялась идея с иголками в позвоночнике?
Тётушка отвела взгляд, потом снова посмотрела на меня. Прошлась по комнате. Прислушалась к сопению найо под кроватью и сквозь зубы процедила:
— Брысь отсюда!
Оборотни, сегодня избравшие облик то ли лисиц, то ли енотов, кубарем выкатились за дверь.
Последовала ещё одна долгая пауза, которую прервал я, вежливо осведомившись:
— Больше нам никто не мешает?
Зелень глаз потемнела:
— Никто. Кроме нас самих.
— Я слушаю.
— Ты предполагаешь, откуда. Верно?
— Предполагаю. Но хочу услышать истину из твоих уст.
Тилирит подошла к креслу, на котором я сидел, и, уперевшись ладонями в подлокотники, склонилась надо мной.
— Почему?
Если бы её дыхание могло замораживать, я бы стал ледышкой в мгновение ока.
— Не люблю делать выводы на основании догадок и слухов.
— Вот как? А если то, что я скажу, тебя не обрадует?
— Переживу.
— Что решил ты сам?
Я смотрел на тётушку снизу вверх, чувствуя себя ребёнком, одновременно обиженным и провинившимся.
— Вы всегда проверяете теорию практикой. Значит, на ком-то идея была опробована. Сколько их было, таких, как я?
— Достаточно для глубокого изучения.
Слово «глубокого», произнесённое Тилирит с плохо скрываемым отвращением, заставило меня содрогнуться.
— И... как это происходило?
— Лишний вопрос.
— Они... они ведь должны были прожить сколько-то лет прежде, чем достигнуть нужного состояния?
— Разумеется, — сухое подтверждение.
— И до какого возраста?
— Самое большее, семь лет.
— Невозможно! Это слишком мало! Я в семь лет только-только начинал...
— Ты рос в других условиях. Процесс Слияния можно... ускорять. Подвергая объект определённым воздействиям.
— Говори уж прямо: пыткам?
Она не ответила. Выпрямилась и зябко поёжилась.
— Угадал?
— Не надо было спрашивать.
— Это... ужасно.
— Это было необходимо. Иногда приходится жертвовать малым для достижения большого.
