Сестры переглянулись.
– Баронесса, мы тронуты вашей добротой, но… – Ольга Петровна не знала, что сказать.
– Не принимаю возражений. Поверьте, милые дамы, не понаслышке знаю, что такое муж-тиран. Мужчин не надо бояться, ими надо управлять. Как лошадью или санями. Они только и ждут этого. Самый грозный и страшный из них в умелых женских руках пойдет, как теленок, куда ему скажут. Вы милые и очаровательные, но слишком привыкли, что мужчины вами повелевают. Позвольте показать вам урок, как с ними надо обращаться…
Агата вложила столько искренности и сил, что не поверить ей было невозможно. Выразив безграничную благодарность, немного смочив ее слезами, Ольга Петровна приняла беспримерную жертву.
Оказалось, что далеко ехать не надо. Заведение старшего брата находилось в двух шагах отсюда, в Варсонофьевском переулке. Баронесса, как гостья из Петербурга, конечно, не знала московских переулков. Она с радостью согласилась не брать пролетку, которую в предпраздничный день трудно найти на Кузнецком мосту, куда все поехали за подарками, а пройтись с сестрами пешком.
Мороз остудит слезы.
13
Ротмистр обратился в ледяную сосульку, как ему казалось. Топтаться на морозе оказалось еще хуже – от этого становилось лишь холоднее. Он невольно подумал: какое же надо иметь нечеловеческое здоровье филерам, чтобы в любую непогоду проводить в слежке за объектом по десять часов. Ему хватило четверти часа. Зайти в кафе? Об этом нечего было и думать. Баронесса сразу его узнает, даже если спрячет нос за воротником. Находиться на улице сил не осталось. Дитц выбрал наименьшее из зол. Напротив кафе находилось несколько модных магазинов.
Зайдя в ближний, принадлежащий Артуру Жюдену, он отказался от услуг приказчика и стал осматривать товар, держась ближе к витрине.
Ночь опустилась на Кузнецкий мост. Кафе издалека было хорошо заметно. Дитц различал фигуру баронессы, которая так и сидела с дамами. Когда приказчик подошел в другой раз, узнать, чего изволит посетитель, ротмистр поспешил выйти. Озноб, только начавший отпускать, взялся за него. Терпеть не было сил. Он отошел немного в сторону, но так, чтобы выход из кафе был виден, и вошел в заведение Глезера. Здесь он снова изображал странного посетителя, который смотрит не на товар, а на улицу, пока приказчики не начали поглядывать с опаской: не вор ли? Разбираться с городовым, которого могли кликнуть, ротмистру не хотелось.
Нырнув в мороз, он, пройдя совсем немного по улице, вошел в модный магазин «Шанкс и Кº». Находиться мужчине в дамском заведении было не то чтобы неприлично, но следовало объяснить приказчику, что ищет подарок. Такие мелочи Дитц игнорировал, а бесцеремонно держался у витринного окна. Что вызвало подозрения приказчика, который не спускал глаз со странного господина.
Обзор с этого места был наихудший. В темноте и слепом освещении улицы Дитц чуть было не упустил момент, когда баронесса вышла из кафе в сопровождении тех дам. Хуже того, взяла под руку одну из них, оказавшись с крайней из трех женщин. Ротмистр не мог понять: это случайность, или она что-то заподозрила и прикрывалась своими знакомыми. Если так, он сильно недооценил мерзавку. Раздумья бесполезны. Надо действовать. Держась на другой стороне Кузнецкого моста, ротмистр двинулся за уходящими дамами.
Шли они неспешно, что значительно упрощало задачу. Три фигуры куда заметнее одной. На счастье ротмистра, пролетку не взяли. Прогулка заняла не более десяти минут. Дитц на часы не смотрел, время прикинул примерно. Дамы свернули в какой-то переулок, не слишком длинный, название его ротмистра не интересовало, и вошли в заведение, над которым находилась вывеска ювелирного магазина. Баронесса вошла последней, пропустив спутниц вперед. Зачем ей понадобилось идти за драгоценностями на ночь глядя, Дитц не мог себе представить. Разве только мошенницы спланировали дерзкое и быстрое ограбление. Сколько придется ждать на морозе, неизвестно. Мерзнуть больше он не мог ни секунды. Модных магазинов или просто лавок, в каких можно укрыться, в переулке не оказалось. Ротмистр приметил место, из которого открывался обзор на ювелирный, – ломбард какого-то Немировского.
Дитц поторопился войти. К нему направился приказчик, слащаво-зализанного вида, как все приказчики в Москве, и вежливо, но строго сообщил, что они уже закрыты, будут рады видеть сударя завтра. Ротмистр огляделся. Кажется, приказчик был один. Дитц поманил его.
Павлуша Катков, не предчувствуя дурного, прикинул, что поздний гость хочет сбыть вещицу, наверняка дорогую, какую страшно выпускать из рук. Наверняка – ворованную. Он подошел слишком близко и успел только сказать: «Чего изволите?» – как что-то огромное и тяжелое вонзилось ему в солнечное сплетение. Боль оглушила, Павлуша согнулся, держась за живот, и повалился на пол. Катков жадно хватал ртом воздух, но воздуха не хватало, он хрипел и исходил слюной. Ротмистр проявил милосердие: добавил удар ботинком под дых, чтобы урок запомнился. А бить он умел. Павлуше так было больно, что он готов был отдать весь товар, чтобы его не трогали. Страшный гость не проявил интереса к витринам и полкам, упорно глядел в окно. От греха подальше Катков отполз в дальний угол и затих.
Ротмистр приник к стеклу, вглядываясь в уличную темень. Показалось, что на другой стороне переулка кто-то прячется, какая-то фигура вжалась в проем дома. Скорее всего обман зрения. Чего не померещится во тьме?! Дитц пригляделся внимательней, но призрачное видение исчезло, как будто его и не было вовсе.
14
Вблизи Петр Филиппович казался куда более мерзким, чем издалека. Фигура напоминала нависающую кучу, готовую вот-вот развалиться кусками жира. Жилетка еле сдерживала живот, огромная золотая цепочка, цепляющаяся за ее кармашек, натянулась якорной цепью, держащей корабль из последних сил. Оплывшие щеки висели мешками, раздутые губы шевелились мокрыми червяками, нос торчал обрюзглой картофелиной. Только глаза смотрели умно.
Агата ощутила, что из-под нависших бровей ее изучают придирчиво. Как будто услышала беззвучный голос, говоривший ей: «Ты, голубушка, меня не проведешь, я тебя насквозь вижу. Не чета тебе обмануть меня пытались, а ни с чем остались». И на такого умника у нее в запасе была припасена уздечка. Если бы захотела, побежал за ней на цыпочках. Она знала слабое место подобного типа господ: их можно было взять на «слабо». Настолько примитивно, что и поверить трудно. Среди ее охотничьих трофеев было несколько подобных экземпляров.
Хватило одного взгляда, чтобы они все поняли друг про друга.
Когда Ольга Петровна представила баронессу из столицы, Петр Филиппович кивнул, не утрудившись поцеловать ручку. Быть может, счел, что для аристократки она выглядит не слишком лощеной. Хотя кто их, петербургских, разберет.
– С чем, вороны, пожаловали? – обратился он к сестрам, неприязненно осматривая их платья. – Праздник на дворе, а они нарядились в траур. И моя дура туда же…
В обращении к дамам Петр Филиппович слов не выбирал. Только присутствие баронессы его немного сдерживало.
– Пе-Пе, у нас дурные новости…
