– Кто раскатал в номере ковер?
Вопрос не так чтобы страшный, но Лаптев нахмурился.
– Господин постоялец приказали-с, – ответил он мрачно, будто был виноват. А в чем он виноват? Господа приказывают – он исполняет. Еще не всегда чаевые перепадают.
– Стол Немировский сам перенес?
Как ни стыдно было признаться, но не хватило у Лаптева силенок самому передвинуть. А этот боров подхватил стол, как игрушку. Силища невероятная. О чем половой честно рассказал. По глазам господина полицейского понял, что рассказ понравился. Лаптев приободрился.
– Кто сервировал стол к ужину?
– Лично я исполнил-с.
– Помнишь, что господин заказал?
Как не помнить, работа такая у полового, чтоб с одного слова запоминать. Господа чаевые за то и платят, чтоб не повторять. Лаптев с профессиональной точностью перечислил полтора десятка блюд.
– Два раза бегал, – добавил он. – Одного подноса не хватилось-с.
– Напитки какие были заказаны?
Лаптев понял, что его проверяют. Напитки – дело самое простое, перечислил без запинки.
– Откуда взялась бутылка шампанского?
Вот тут Лаптев удивился. Какое такое шампанское? Никакого шампанского в заказе не числилось. Куда игристое к такому набору? Господин из полиции с половым согласился: шампанское тут неуместно. И отпустил с миром. Чему Лаптев был исключительно рад. Пушкин направился в зал ресторана.
Найти Агату следовало в том направлении, куда повернуты шеи мужчин. Сидя за отдаленным столиком, она невероятным образом притягивала к себе взгляды. Судя по настроению, с каким Агата встретила Пушкина, она готовилась дать решительный бой. Он сел напротив и легкомысленно спросил, что заказано на ужин. Агата сухо ответила, что не собирается с ним ужинать. Выполнит свою обязанность и тут же уйдет.
Ледяного тона Пушкин не замечал. Подбежавшему официанту приветливо улыбнулся и спросил, как того зовут.
– Подковкин, Семен, – ответил официант, довольный таким обхождением. А не то что Сенька да Сенька.
– Вы, Семен, человек наблюдательный, – начал Пушкин. – Память отличная.
Подковкину комплимент был приятен.
– Не жалуемся-с, – ответил он с поклоном.
– Знаете господина, который часто завтракает вон за тем столом? – Пушкин указал на середину зала.
– Как не знать, личность известная, господин Немировский. Да и не только завтракают-с, почитай, каждый день ужинают. Завсегдатай, иначе говоря-с. С супругой почти всегда. За стол к себе никого-с не приглашают-с, такой порядок держат.
– Вечером в воскресенье ужинал?
– Само собой-с.
– Завтракал в тот же день?
– Обычным порядком-с, – ответил Подковкин, довольный, что его наблюдения за странным семейством пригодились. – Подолгу засиживается. Только, доложу вам, характер у господина Немировского не из легких-с. Сколько раз примечал, как супруга его слезки утирала-с.
Ценному наблюдению Пушкин выразил благодарность, заказал принести, что будет угодно душе официанта, и отпустил.
От Агаты исходили волны арктического холода.
– Вы за этим хотели меня видеть? – спросила она.
– Госпожа Керн…
– Кажется, просила обращаться ко мне по имени. Неужели трудно исполнить такой пустяк, господин Пушкин?
В ответ ей нагло, как посчитала обиженная женщина, улыбнулись.
– Как прикажете… Агата. К сожалению, не имею права разглашать детали розыска, который ведет сыскная полиция в отношении смерти Григория и Виктора Немировских, но скажу самое важное: вы ошибаетесь.
– И в чем же?
– В отношении Ольги Петровны и Коччини.
В один миг Агата забыла, что готовилась быть беспощадно строгой.
– Хотите сказать, они не любовники и не убийцы? – с жаром проговорила она. – Не верите моему чутью на людей? Формула в блокноте для вас важнее моих слов? Нет у вас никакой формулы, а только раздутое самомнение! Еще пожалеете, что не послушали меня. Вот увидите, они убьют Петра Немировского. Эта смерть будет на вашей совести!
Из глубин сюртука Пушкина вынырнул черный блокнот и раскрылся перед Агатой.
– Формула сыска, ознакомьтесь.
Агата дала себе слово делать все наперекор тому, что он попросит. Но любопытство было сильнее. Она смотрела на лист и ничего не понимала. Какие-то точки, буквы, линии, соединяющиеся в фигуру, похожую на распластанного жука. В центре жука, куда сходились отдельные линии, пустой круг. Рядом с жуком нарисована табличка. В самый левый столбец вписаны буквы. Эти же буквы находились в верхней строчке таблицы. В квадратиках, которые получились пересечением столбцов и горизонтальных строчек, кое-где вписано «+», в некоторых «Х», еще виднелись «—». Агата точно знала, как выглядят математические формулы. То, что ей подсунули, было не формулой. Значит, ее провели, как глупую девчонку. Элементарно провели. Блокнот она толкнула к Пушкину.
– Очень интересно, господин полицейский. Только не пытайтесь меня обмануть. Этого еще никому не удавалось.
– Вы видели то, чего никто не видел, – ответил Пушкин, пряча бесценную для сыска вещь. – Даже наш начальник, господин Эфенбах, которого вы сразили в самое сердце.
Агата чуть не выпалила: «А вас я сразила?», но вовремя сдержалась.
– Для чего мне знать вашу формулу? – строго спросила она.
– В формуле пустой круг. Не заполнив его, нельзя поймать убийцу. В этом круге должна быть цель преступления.
– Но я тут чем могу помочь? Мое чутье вы отвергаете.
Приподнявшись со стула, Пушкин наклонился и в самое ушко, обдавая теплым щекочущим дыханием, задал короткий вопрос. Вопрос был такой неожиданный, что Агата растерялась. И вместо того чтобы мстительно помучить Пушкина, сразу ответила.
– Это вся задачка? – добавила она. – Зачем спрашивать, когда сами знаете.
– Нужно подтвердить женским чутьем, – в задумчивости ответил он.
Агата не могла разобрать: сказано всерьез или опять виртуозно издевается?
– Получили все, что желали? – спросила она. – Что-нибудь еще, господин Пушкин?
– Завтра около девяти вам надо прибыть в Городской участок.
– Зачем?!
– Сыскной полиции понадобится женское сердце, – ответил он.
– Женское сердце, – проговорила Агата. – Ничего иного сыскной полиции не требуется?
– Наденьте это же платье.
– Вот это черное платье? – повторила она, не веря своим ушам: мужчина диктует ей, что надевать?! Да где такое видано…
– Верно.
– Полагаете, черное мне к лицу?
