– Не могу знать, что вам к лицу. Нужно черное платье. Неброское.
– Неброское и черное?
– Или черное и неброское. На выбор. Из вашего гардероба.
Поклонившись как ни в чем не бывало, Пушкин просто встал и ушел.
Агата вдруг поняла, что впервые случилось то, чего не могло случиться: мужчина бросил ее.
– Наглый, самоуверенный, надутый болван! – в сердцах проговорила она, швырнув салфетку на пол.
К столику спешил Сеня Подковкин с подносом, полным яств. Сеня рассчитывал на хорошие чаевые. Только не знал золотого правила: барышни не платят. Никогда.
Даже если их бросают.
22
Выбор был невелик. Адресный стол закрыт, бежать в сыскную, лезть в справочник жителей Москвы – время бесценное, время на вес золота будет упущено, утечет песком сквозь пальцы.
Пушкин так спешил, что от Никольской улицы до Варсонофьевского переулка добежал лихим рысаком. Переулок был темен и пуст. Чиновник сыска достал свисток, полагавшийся каждому полицейскому, дал двойной тревожный сигнал. Из-за угла прибежал дежуривший городовой Первой Мясницкой части. Узнав Пушкина, подмороженный постовой выразил горячее желание помочь, благо обязан знать всех обитателей своего околотка.
Вопрос, откуда владелец ювелирного магазина берет извозчика, чтобы ехать домой, был простым. Городовой доложил: ниоткуда не берет. Потому как господин Немировский, Петр Филиппович, личность известная на весь переулок отвратительным характером и неуемной страстью к еде. Из-за страсти этой летом лотошники с пирожками норовят почаще пройтись мимо его витрин, а зимой – разносчики горячих саек. Так вот. Незачем господину Немировскому брать извозчика, когда проживает в том же доме, прямо в бельэтаже над своим магазином. Между прочим, весь этаж занимает. После подробных сведений Пушкину оставалось узнать, где лестница в квартиру. Городовой повел, как к себе домой.
Поднявшись на этаж, Пушкин дернул за рычажок дверного колокольчика. Из глубины квартиры послышались торопливые шаги. Дверь открылась, на пороге стояла Ольга Петровна, тесно закутавшись в серую шаль.
– Вы? – произнесла она в искреннем изумлении. – Что…
Не договорив, зажала ладошкой рот и мотнула головой, словно хотела отогнать догадку. Пушкин спросил разрешения войти.
Свет в гостиной шел от керосинной лампы с изящным абажуром. Сидя за столом, Ирина жалась к Марине Петровне, которая обнимала ее за плечи. Вошедшего встретило напряженное молчание. Пушкин отдал общий поклон и попросил Ольгу Петровну представить его младшей сестре. Его представили, забыв предложить сесть.
Так близко Марину Петровну он видел впервые. Невысокая блондинка, чуть в теле, была удивительно хороша в черном платье. Траур шел ей. Выражение лица ее было живым и чистым. То, что рядом с мужем выглядело тихой покорностью, рядом с нервной Ириной и сухой Ольгой Петровной открывалось шаловливостью хорошенького котенка, которому не дают развернуться. Марина казалась спокойной, сжимая в руках тряпицу, от которой торчал белый хвостик.
Пушкин не мог или не хотел начать первым. Сестры не шевелились. Было тихо.
– У меня дурные новости, – сказал Пушкин, старательно глядя на Марину.
– Нет!
Крик вырвался у Ольги Петровны. Марина молча смотрела на гостя.
– На мне лежит нелегкая обязанность сообщить, что ваш супруг Петр Филиппович Немировский…
Ольга Петровна издала звук, похожий на стон падающего дерева.
– Я же говорила! Как я просила! И ничего и никого не слушал! – Она быстро подошла к сестрам, встала за ними и обняла, как птенцов. Композиция трех сестер в черном смотрелась по-своему привлекательно. Марина Петровна как будто плохо понимала, что происходит.
– Что с Петей? – еле слышно проговорила она.
– Найден мертвым, – ответил Пушкин.
– Неужели Пе-Пе все-таки отправился в проклятый номер в «Славянском базаре»?! – опередив сестру, спросила Ольга Петровна.
– Откуда вам известно, что господин Немировский пошел в гостиницу? – спросил Пушкин.
– Пе-Пе бросил нам в лицо, что не верит в проклятие и разделается с ним, – тихо проговорила Ирина. – Закатил ужасный скандал при посторонних. Так стыдно… Прости, Мариша.
Сестра нежно похлопала ее по руке.
– Захотел доказать, что никакое привидение ему не страшно, – подхватила Ольга Петровна. – И вот чем кончилось…
– Не думаю, что привидение способно на такое, – сказал Пушкин.
Три женщины смотрели на него в недоумении.
Он держал паузу.
– Что это значит? – наконец проговорила Ольга Петровна.
– Петр Филиппович подавился и не смог позвать на помощь.
– Он… Задохнулся… Едой?!
Пушкину оставалось подтвердить очевидный факт.
Ольга Петровна приложила кончики пальцев к вискам, вероятно борясь с мигренью.
– Рок выбирает самые примитивные пути. Но бьет без промаха, – проговорила она. – Мы потеряли мужей, три вдовы… Ничего не говорите, Пушкин, я знаю, что в Москве слухи расползаются, как тараканы. Скоро все узнают подробности нашего позора. Мы никому не нужны. Нищие, одинокие, без помощи и поддержки. До конца дней своих… За что?
Силой воли Ольга Петровна сдержала слезы, стоявшие в глазах.
– Время не лучшее, но мой долг задать несколько вопросов, – сказал Пушкин и, не дожидаясь формального разрешения, спросил: – Кто-нибудь из вас общался с неким господином Кульбахом, известным медиумом?
Судя по быстрым взглядам между сестрами, тема была не слишком приятна.
– Нам обещали встречу, но дело ничем не закончилось, – ответила Ольга Петровна.
– Позвольте узнать, кто обещал?
– Один… мой знакомый.
– Господин Коччини, фокусник, – сообщил Пушкин.
Ольга Петровна не ожидала от полиции такой осведомленности.
– Вы правы, – аккуратно сказала она.
– Почему синьор Коччини не выполнил обещание?
– Какие-то глупые отговорки. Не далее как вчера в кафе обещал, что вот-вот устроит нам личную встречу.
– Что должен был сделать герр Кульбах?
– Разве надо объяснять? – вступила Ирина. – Разве не понимаете?
– Нет, не понимаю, – твердо сказал Пушкин.
– Он должен был… Снять проклятие, – через силу ответила Ольга Петровна.
– Каким образом?
– Господин Пушкин, есть вещи, которых лучше не касаться.
– Я не спрашиваю, какие заклинания должен был произнести медиум. Мне надо знать, как он собирался снять проклятие.
– Провести ритуал очищения в том самом… номере.
