Пальто в руках, сумка на плече, собака тянет за поводок – и вдруг звонит телефон. Поколебавшись всего мгновение, Айрис захлопывает входную дверь и мчится на кухню. Собака воображает, что это новая игра, и скачет, обвивая поводком ноги хозяйки. Айрис падает на кухонную дверь.
Бормоча ругательства и потирая ушибленное плечо, она тянется к телефону.
– Да, здравствуйте, – выдыхает она, держа одной рукой поводок и телефонную трубку, а другой – пальто и сумочку.
– Мисс Локхарт?
– Да.
– Говорит Питер Ласдун. Я звоню из…
Название звучит едва слышно, зато отчетливо доносится слово «больница». Айрис стискивает трубку, мысли скачут, как бешеные. Кто? Брат, мама, Люк…
– Кто-то… Что-то случилось?
– Нет-нет, – раздраженно посмеивается мужчина на том конце провода, – причин для беспокойства никаких, мисс Локхарт. Нам пришлось попотеть, чтобы вас отыскать. Я звоню по поводу Юфимии Леннокс.
На Айрис волной накатывает облегчение, смешанное с гневом.
– Послушайте, – резко отвечает она, – я понятия не имею, кто вы такой и что вам нужно, но я никогда ничего не слышала о Юфимии Леннокс. Я очень занята и…
– Ваше имя указано в графе «родственники», – тихо произносит мужчина.
– Что? – Айрис так злится, что роняет на пол и сумку, и пальто, и даже поводок. – О чем вы?
– Является ли миссис Кэтлин Элизабет Локхарт, в девичестве Леннокс, некогда проживавшая в Эдинбурге по адресу Лаудер-роуд, вашей родственницей?
– Да, – Айрис опускает взгляд на собаку. – Это моя бабушка.
– И на ваше имя составлена доверенность по ее опеке… – Слышно, как шуршат страницы. – …с того времени, как миссис Локхарт поместили в стационар с постоянным медицинским уходом. – Снова шуршит бумага. – Передо мной копия документа, полученного от поверенного миссис Локхарт, где она называет вас членом семьи, с которым необходимо связываться по всем вопросам относительно Юфимии Эсме Леннокс. Ее родной сестры.
Теперь Айрис действительно разозлилась:
– У нее нет никакой сестры.
В наступившей тишине Айрис слышит, как мужчина сжимает и разжимает губы.
– Позвольте с вами не согласиться, – наконец произносит он.
– У нее нет сестер. Она единственный ребенок, как я. Или вы сомневаетесь, что я знаю всех членов своей семьи?
– Попечители «Колдстоуна» пытались проследить…
– «Колдстоун»? Это ведь тот… та… – Айрис судорожно вспоминает слово, которым можно заменить «дурдом», – …психиатрическая лечебница?
Мужчина откашливается.
– Это медицинское учреждение, где осуществляется лечение лиц с психическими расстройствами. То есть раньше осуществлялось.
– Как вас понимать?
– Больница закрывается. И по этой причине мы связываемся с вами.
Когда Айрис едет по Каугейт-стрит, раздается звонок мобильного. Изловчившись, она достает телефон из кармана пальто.
– Алло!
– Айрис, – прямо в ухо говорит ей Алекс, – ты знала, что каждый год две с половиной тысячи левшей гибнут, пользуясь приборами, сделанными для правшей?
– Нет, не знала.
– А это правда. Так и написано. Прямо у меня под носом. Я сегодня делаю веб-сайт на тему безопасности в быту, такова жизнь. Подумал, позвоню, предупрежу тебя заодно. Я и не знал, что тебя поджидает столько опасностей.
Айрис бросает взгляд на свою левую руку, сжимающую руль.
– И я не знала.
– Больше всего неприятностей причиняют открывалки для консервных банок. Хотя тут не сказано, как можно убить себя этой штуковиной. Где ты была все утро? Я не мог до тебя дозвониться, чтобы рассказать эту новость. Уж думал, ты сбежала из страны, а обо мне позабыла.
– К сожалению, я все еще здесь. – Светофор подмигивает желтым, и Айрис жмет на газ. – Ничего особенного. Обычный день. Позавтракала, устроила собеседование новой помощнице и выяснила, что меня назначили опекуншей одной сумасшедшей старухи, о чьем существовании я даже не подозревала.
В офисе Алекса, где-то за его спиной, шуршит принтер.
– Что? – переспрашивает Алекс.
– У моей бабушки есть сестра. Она в «Колдстоуне».
– В дурдоме?
– Мне позвонили утром и… – Ее подрезает микроавтобус. Айрис бьет кулаком по кнопке сигнала и кричит: – Сволочь!
– Ты что, за рулем? – спрашивает Алекс.
– Нет.
– Скажешь, синдром Туретта вдруг настиг? Ты ведешь машину. Я же слышу.
– Ой, прекрати, – фыркает Айрис, – все нормально.
– Ты ведь знаешь, как я это ненавижу. Мне постоянно кажется, что однажды посреди разговора ты попадешь в аварию и погибнешь, а мне придется все это слушать. Я вешаю трубку. Пока.
– Подожди, Алекс…
– Все. И не смей отвечать на звонки, когда ведешь машину. Я тебе перезвоню. Где ты будешь?
– В «Колдстоуне».
– Ты к ним сегодня поедешь? – с неожиданной серьезностью уточняет он.
– Уже в пути.
Слышно, как Алекс постукивает карандашом по столу и ерзает на стуле.
– Ничего не подписывай, – наконец говорит он.
– И все же я не понимаю, – прерывает собеседника Айрис. – Если это родная сестра моей бабушки, почему никто в нашей семье никогда о ней не упоминал?
Питер Ласдун вздыхает. Вздыхает и социальный работник. Кажется, что они просидели в этой комнате, за этим столом по меньшей мере несколько часов. Все это время Питер Ласдун скрупулезно объяснял Айрис «Порядок оформления документов». Говорил о плане ухода, программе реабилитации, последовательности выписки. Каждое произнесенное им слово звучало, будто написанное с большой буквы. Айрис случайно обидела представительницу социальной службы, то есть куратора, как называет ее Ласдун, спутав ее с медицинской сестрой. С трудом оправившись от потрясения, дама долго перечисляла свои дипломы и заслуги. Айрис мечтает о стакане воды, мечтает открыть окно и оказаться подальше отсюда. Где угодно.
Питер Ласдун долго и тщательно укладывает папку с документами строго параллельно краю письменного стола.
– Вы поговорили о Юфимии с родственниками? – с бесконечным терпением спрашивает он.
– Мне не с кем о ней говорить. Бабушка пропала в тумане Альцгеймера. Мать давно живет в Австралии, и она никогда не слышала о Юфимии. Возможно, отец что-то знал, но он мертв. – Айрис растерянно передвигает с места на место пустую кофейную чашку. – Все это очень странно. Почему я должна вам верить?
– Наши пациенты часто… скажем так: пропадают из поля зрения родственников. Юфимия провела здесь немало времени.
