— Прошу дать сводку происшествий за последние полгода.
— По Земле или районированную? — уточнил в ответ женский голос.
— Региональную, по Североамериканскому континенту. С момента гибели «сто семнадцатой» Шерстова.
— Ждите.
Я снова принялся обходить «опушку леса», мысленно возвращаясь к открытию Игната. То, что лаборатория «Суперхомо» объявилась на Ховенвипе, меня не удивило, территория заповедника, дикая и неухоженная, по всем статьям подходила для сверхсекретной лаборатории, о которой история сохранила только факт ее существования. Настораживало другое: совпадение места гибели группы чистильщиков с местом расположения лаборатории. В случайные совпадения таких событий я не верю не только по должности. «Суперхомо», то есть сверхчеловек… Над чем же работали ученые этой лаборатории со столь претенциозным названием? Или над кем? Над новым вариантом Голема? Над сверхчеловеком по Ницше, Гитлеру или все же — над гигантом по духу и мысли? Впрочем, какой «духовный гигант» может родиться у воинственных маньяков эпохи капитализма — нетрудно догадаться. Остается загадкой конечная цель работы лаборатории: человек, его тело и интеллект или сверхмашина, делающая его сверхчеловеком, диктатором, почти равным богу… А может быть, название лаборатории дано чисто условно и не отражает решаемых ею задач? И еще одно обстоятельство заинтриговало меня: более чем странные явления в местах катастроф. В Ховенвипе, по словам техника связи, он застал металлическое «насекомое» длиной в триста метров, свидетели извержения вулкана на Сан-Мигеле видели «скелет динозавра», в Орхусе во время взрыва прогулочного лайнера появился чудовищный ажурный «гриб» высотой в километр, а на месте взорванного лифтового комплекса на Сааремаа выросли колоссальные «стрекозиные крылья». «Насекомое» на Ховенвипе исчезло в тот же день, испарилось, как сухой лед, «скелет» и «гриб» тоже не продержались больше суток, а «стрекозиные крылья» стали уже вдвое меньше и, похоже, к ночи испарятся. Ясно как дважды два, что это явления одного порядка. Шехерезада! Ученые разводят руками, а эксперты техцентра плачут по ночам от беспомощности…
Напротив вдруг возник видеопризрак Анатолия Первицкого, моего заместителя.
— Не помешал? Или моя интуиция меня подвела?
Я пробежал глазами несколько лаконичных текстов сводки происшествий, выданных автоматикой стола. Черт, сколько их тут! Неужели так много за полгода? Поднял глаза на заместителя.
— Не подвела, ты мне нужен.
Первицкий, худой, высокий, рыжий, с запавшими глазами и ртом-пуговкой, снял с головы эмкан вычислителя.
— Тогда я весь внимание.
У него был один достаточно серьезный недостаток: он непроизвольно копировал мимику собеседника, на что многие, не знавшие его хорошо, часто обижались, думая, что он их передразнивает.
— Игнат на Сааремаа видел Зо Ли, случайно. Именно во время взрыва.
— Это уже становится закономерностью.
Первицкий имел в виду, что Зо Ли до Сааремаа видели в районах известных нам аварий, то есть и в Орхусе, и на Сан-Мигеле.
— Именно это и пугает. Зо Ли — единственный, кто уцелел после трагедии на Ховенвипе. Теперь сопоставь эти факты с тем, что там же функционировала двести лет назад лаборатория «Суперхомо».
Первицкий поморгал светлыми редкими ресницами.
— Не обижайся, я пока особой связи не вижу. При чем тут лаборатория? И почему ты уверен, что Зо Ли является виновником аварий? Я в это не верю.
— Если бы я тоже был уверен… Хочу проанализировать события, входящие в нашу компетенцию, за истекшие полгода, а ты пока свяжись с информслужбой «Аида» и попроси дать карту операций бригады по Аризоне. Нет ли поблизости от Ховенвипа чего-нибудь еще, требующего нашего внимания? Кроме того, найди тех, кто занимался расследованием аварий вместе со спасателями. Скорее всего ими занимались научники из отдела изучения быстропеременных явлений природы Академии наук.
Я продолжал изучение сводки. Из всех происшествий, случившихся на Североамериканском материке за полгода, мое внимание привлекли три: в Эль-Пасо, совсем недалеко от Ховенвипа, рухнул в реку совершенно исправный мост, в Хьюстоне — утечка энергии на кварк-станции и в Тампе — дикая, абсолютно непонятная вспышка страстей на стадионе под грифом «антисоциальное поведение». Все три случая укладывались по времени в цепочку: Ховенвип — Эль-Пасо — Хьюстон — Тампа… И через месяц после события в Тампе — Сан-Мигел и Орхус, добавил я мысленно. И последнее событие — на Сааремаа. А между ними?
Пришлось снова побеспокоить координатора.
— Прошу такую сводку по Атлантике и Европе. Сроки те же: полгода, с января по сей день.
Через несколько минут стол выдал набор бланк-сообщений. Я прочитал сводку, выбрал события, укладывающиеся в мою гипотезу, и записал данные в память машины срочных оперативных работ. После этого соединился с начальником «Аида».
Гриффитс внимательно выслушал мои соображения, подумал, выпятив толстые негритянские губы.
— Не думаешь же ты, — говорил Мартин на русском медленнее, чем на родном языке, — что Зо Ли мог явиться причиной происшествий? Тем более что в некоторых случаях его алиби безупречно.
— Не думаю, — признался я. — Но совпадения слишком разительны, а последствия в случае недооценки опасности слишком сокрушительны, чтобы не перестраховаться.
Гриффитс кивнул, снова выпятил губы.
— Согласен. Чем могу быть полезен?
— К тебе скоро обратятся мои работники. Вполне может статься, что дело не стоит и выеденного яйца.
— Допускать мы можем только обратное, к сожалению. Можешь весь аппарат «Аида» считать в своем распоряжении.
— Спасибо, такие силы не понадобятся.
Я включил аппаратуру кабинета и несколько минут размышлял, справится ли Игнат с заданием, размеров которого он еще не представляет. Как и я, впрочем. Помощник-то из Сосновского липовый: что может знать и уметь мальчишка в девятнадцать лет? Правда, по словам самого Игната, Витольд старателен и работоспособен, а такая оценка в устах инспектора стоит многого. С другой стороны, в самом Игнате я уверен полностью, как в самом себе. Инициативен, умен, силой бог не обделил… легче перечислить его недостатки, тем более что их, по моему мнению, всего два: любовь к сладкому и лиризм. Не сентиментальность, нет, хотя Игнат добр и чувствителен больше, чем положено мужчине по норме, вернее, больше, чем мне бы хотелось, и выражается это по-разному: в любви к стихам и к музыке, в тонко подмеченной характеристике литературного произведения, в поэтичности гипотез, касающихся многих аспектов работы безопасника, и так далее. Хотел бы я, чтобы у меня был такой сын. Ромашин, сын Ромашина…
С гонгом прямой связи — я поставил такой зуммер на канал связи с директором — напротив возник Филипп Ромашин, директор УАСС, отец Игната. Легок на помине…
— Думаешь? — В его вопросе прозвучали утвердительные интонации.
