Он слышал, как я роюсь в шкафах? Всё это время не спал? Хотя, если вспомнить, сколько всего я уронил, вставая с постели...
— Простите, что помешал вашему сну.
— Ничего страшного. Я могу чем-нибудь помочь?
— Право, не знаю...
— Например, приготовить завтрак?
— От такой помощи грех отказываться!
Вообще, у Джерона было, чему поучиться: разыскал в кухонных шкафах остатки хлебной муки, намешал её с подкисшим молоком, оставшимся от кошачьей кормёжки, построгал в месиво ветчину, разогрел в сковороде масло и испёк что-то вроде лепёшек. И вкусно получилось, и сытно. По крайней мере, мне хватило трёх штук (правда, величиной они были со всю сковороду), чтобы наесться до отвала. Сам повар съел вполовину меньше, отговорившись тем, что не особо голоден, а потом принялся за мытьё испачканной посуды.
Не знаю, сколько времени понадобилось, чтобы вернуть кухню к первозданному беспорядку, но Джерон уже вытер руки полотенцем, а я всё ещё сидел, тупо уставясь на чашку с водой, которую так и не допил.
— Вам не хочется, да?
— Чего?
Поднимаю глаза, встречая участливый взгляд.
— Чего-то. Наверное, того, что вы собираетесь делать. Угадал?
Слишком уж он понятлив, особенно, когда не нужно. Интересно, не надоело всё время оказываться правым в отношении других? А может быть, ему удаётся это делать потому, что в себе он давно уже разобрался? Как много вопросов... И все они не имеют для меня никакого значения, даже отвеченные. Зачем же я тогда хватаюсь за них? Зачем тяну время? Ведь шаг рано или поздно придётся делать.
— Хочу. И сделаю.
— Верю. Но что-то держит вас на месте... Если имеется и желание, и сила его осуществить, я вижу только один повод медлить.
— Какой?
Он вздохнул, присел на лавку и подпёр руками подбородок.
— Окружение. Или вы предполагаете, как ваши действия будут восприняты, и вам это заранее не нравится, или же... Не можете предугадать впечатления других людей. Оба случая неприятны, но в первом из них вас будут терзать сожаления, а во втором — сомнения.
Да, пожалуй. Я знаю, как поступлю, и знаю, что не все вокруг смогут быть довольны. Многие, но не все. И как раз в числе этих некоторых находятся люди, особенно важные для меня. Но думать о дурном буду, когда придёт срок ему наступить, а пока...
— Вы правы. Но именно сейчас меня тревожит уже свершившееся. Я боюсь.
— Боитесь? — Он пристально вгляделся в моё лицо. — Пожалуй. Но боитесь не реальной опасности, а выдуманной. Существующей только в вашем воображении.
Почему-то его слова показались мне обидными.
— Много вы понимаете!
Соглашается:
— Немного. Сам грешу пустопорожними переживаниями. Если желаете доверить свои страхи словам, выслушаю. Если нет, уйду: навязывать вам своё общество против вашего желания я не намерен.
— Вы...
Джерон поднялся на ноги и коротко поклонился:
— Доброго дня, dan Ра-Гро.
Сейчас он, действительно, уйдёт, а я останусь. Наедине. С самим собой. Не-е-е-е-ет!
— Постойте!
Он обернулся уже в дверях.
— А я уже.
— Что?
— Стою.
Ахм-м-м-м. И что говорить дальше? Да, в части словесных баталий этот парень не уступит даже Ра-Дьену, самому большому из знакомых мне любителей поставить собеседника в тупик. Стоит, разумеется. И что особенно занятно, никоим образом не показывает, что делает одолжение, задержавшись по моей просьбе. Просто терпеливо ждёт. Как же проходили предыдущие годы его жизни, если он ухитрился обучиться искусству, которое я сам только-только начинаю постигать? Впрочем, мне почти всё доставалось без особых усилий, и жена в том числе: если бы вынужден был биться за каждый вдох, наверняка, тоже годам к тридцати стал бы спокоен, как скала. Если бы дожил.
— Я не хотел...
— Обидеть? Полно! Простите, что предложил свои услуги, но мне на мгновение показалось, что вы в них нуждаетесь, только и всего. И если я ошибся, то вина за ошибку ложится на меня.
— Вы не ошиблись.
Он прислонился к косяку и спросил:
— Расскажете?
— Вряд ли вам будут интересны мои бредни.
— Важно, чтобы они были интересны вам: считайте, что я... Никогда не откровенничали с зеркалом?
Я фыркнул, вспомнив своё домашнее зеркало. Вот уж перед кем не хотел бы растекаться в жалобах, так это перед заключённым в стеклянную гладь старым ворчуном! Хотя он бы, вне всякого сомнения, потешился бы.
— Я сказал что-то смешное?
— В некотором роде... Просто зеркала бывают разные.
— О да! — Он с какой-то странной грустной нежностью посмотрел на сжатый кулак правой руки. — И каждому из нас уготовано своё. Так о чём вы хотели поговорить?
— Мне нужно съездить в родовое поместье.
— И в чём же дело?
— Боюсь.
— Чего именно? Возвращения к истокам?
— Можно и так сказать... Боюсь встречаться с матерью.
В зелёных глазах появилось искреннее недоумение:
— Почему?
— Она... Её огорчит мой вид.
— Не понимаю.
— Мои волосы.
— И что с ними такое?
— Они КОРОТКИЕ.
— Ну да, короткие. И выглядите вы очень даже неплохо. Вашей матери больше нравится, когда вы носите косу?
В самом деле, не понимает. Эх, не надо было заводить весь этот разговор. Хотя, а кому ещё я могу сознаться в своих страхах? Не с Вигером же откровенничать: он и так всю дорогу обратно смотрел на меня глазами, полными жалости.
— У меня должны быть длинные волосы. То есть, у Стража должны быть длинные волосы, иначе он не может исполнять свой долг.
— Хотите сказать, что сейчас не способны разговаривать с водой?
Тон голоса напомнил дорвавшегося до игры ребёнка, а мигом позже...
Правда-правда-правда не можешь? В самом деле, в самом деле, в самом деле? Врёшь, врёшь, врёшь!..
Волна смешливого удивления накатила, сбила с ног, смяла и отхлынула назад. А когда я отдышался, Джерон повторил тот же вопрос, что мгновением раньше наполнял моё сознание:
— Правда?
Могу или нет? И сам не знаю. Сейчас, кажется, читал яснее ясного, но вчера вечером не мог докричаться ни до чьих ощущений, в том числе и своих собственных. Что со мной происходит?
— Судя по многозначительному молчанию, кое-что вы всё-таки в моих мыслях уловили. Верно?
