Стефани замолчала, почувствовав, что сейчас заплачет. Нет, надо сохранять спокойствие.
– Я боюсь, Рафик, что вы ошибаетесь, и мне невыносима мысль, что ваши страдания будут длиться еще год, а потом еще, пока вы не победите – если вы победите. Вы связали все свои надежды с победой в этих скачках и теперь живете в подвешенном состоянии. Ничто не может изменить прошлого, Рафик, но вы способны запретить ему управлять вашей жизнью.
– Не вижу, как это возможно, – тяжело вздохнув, ответил он, – но я готов выслушать.
Стефани сплела пальцы и, нахмурившись, уставилась на них.
– Признаюсь, то, что вы рассказали, меня шокировало. Невозможно отрицать, что вы пренебрегали Эльмирой, что вы сыграли свою роль в том, чтобы она почувствовала себя несчастной, но вы не учли ее роли в этом.
– Стефани, тебе известно, что я женился на ней только ради приданого.
– Вы женились на ней, чтобы исполнить обещание, данное вашим людям, и положить конец раздору с бедуинами. Соглашаясь на этот брак, вы, прежде всего, думали не о себе, а о благе своего королевства.
– И совсем не думал об Эльмире.
– Но почему она вышла за вас?
– Такова была воля ее отца. – Рафик выглядел смущенным.
– Но если она не хотела выходить за вас, разве она не могла отказаться?
Он задумчиво сдвинул брови и, взяв соломинку, завязал ее узелком.
– У Салима несколько дочерей. Если бы Эльмира не захотела выходить за меня, я полагаю, ее место заняла бы одна из ее сестер.
– Значит, она хотела выйти за вас? И понимала, что это предполагает гарем. Жизнь, которую ей предстояло вести, не стала для нее неожиданностью.
– Нет, конечно нет. Это одна из немногих вещей, которые мы обсуждали до подписания брачного договора. Я знаю бедуинов и понимаю, как они ценят свободу. Именно поэтому я согласился, чтобы Эльмира каждый день ездила верхом на прогулку по пустыне, при условии, что ее будут сопровождать. – Рафик посмотрел на завязанную узлом соломинку и нахмурился еще больше. – Я забыл об этом.
– Значит, Эльмира знала, чем рискует, если будет злоупотреблять этой свободой.
– Но действительно ли она злоупотребляла ею?
– Как вы думаете, если бы она была совершенно невинной, разве она не сказала бы вам об этом? Она теряла слишком много.
– Она была одинока, и это моя вина.
– Эльмира была взрослой женщиной и сама могла подумать о себе. Она говорила вам, что ей одиноко? Что она несчастлива?
– Стефани, большинству женщин не хватает смелости высказывать, что они думают, как это делаешь ты. Впрочем, это не важно. Я был ее мужем и, значит, отвечал за нее. Мне следовало знать, что она несчастлива.
– Да, следовало, но и она должна была обратиться к вам, рассказать о своей проблеме. Вы слишком вините себя, Рафик, что так сложилась ее судьба. – Стефани сделала глубокий вдох. – И в ее смерти – тоже.
Рафик вздрогнул.
– Да, я не давал ей снотворное, но…
– Вы считаете, что Эльмира лишила себя жизни потому, что чувствовала себя одинокой, потому, что она стала узницей гарема, потому, что вы сделали ее несчастной, но на самом деле вы этого не знаете, верно? – Стефани крепче сжала руки. Только бы не заплакать. Только бы не выдать своих чувств. – Если бы вы знали, в каком отчаянии она была…
– Как я мог знать? Я перестал приходить к ней.
– А она не звала вас. Она говорила с Аидой?
– Нет. – Он отбросил соломинку в сторону. – Нет. Я не мог спросить ее прямо, не выдав Эльмиру, но… нет.
– По моему впечатлению, Аида считала, что она всем довольна. Какой бы ни была причина, заставившая Эльмиру пойти на такие крайние меры, она решила унести ее с собой. Трагедия в том, что ее смерть, которую она воспринимала как конец всем своим страданиям, заставила так страшно страдать вас.
– Я это заслужил.
Ей показалось или его голос звучал менее уверенно?
– Вы думаете, Эльмире хотелось, чтобы вы так мучились чувством вины? – продолжала настаивать Стефани. – Ей стоило больших трудов сбежать из гарема в ту ночь, усыпив Аиду и стражника.
– Она хотела быть с Шерифой.
– Конечно, но вам не кажется, что она хотела, чтобы еще один человек почувствовал себя виноватым?
– Ты… ты имеешь в виду Ясима? – Рафик был ошеломлен.
– Это Ясим сделал все, чтобы она перестала ходить в конюшни. Ясим говорил, что она мешает работе. Ясим обвинил ее в неверности. Ясим выгнал человека, который был ей если не любовником, то близким другом. Вы не могли знать, лгал ли Ясим, чтобы навредить ей, но Эльмира это знала. И она самостоятельно приняла решение умереть в конюшнях.
– Стефани, все это слишком. Я не… я не могу…
– Уделите мне еще несколько минут. Пожалуйста. – Она дождалась, когда он кивнет. – Эльмира лишила себя жизни, и, какими бы ни были причины, это сделала она сама, а не вы. Все, что вы делали потом, вы делали, чтобы защитить ее честь и честь ее семьи. Никто до сих пор не знает, что она наложила на себя руки. Вы взвалили на себя все бремя вины, избавив ее семью от скандала. Вы также избавили их от позора, не пожелав разводиться.
– Потому что хотел сохранить лошадей.
– И вы полагаете, что Эльмира стала бы счастливей, вернувшись в семью разведенной женщиной, чем сидя взаперти в вашем гареме? – Стефани нежно коснулась его плеча. – Я понимаю, на этот вопрос нет ответа, но вам стоит задуматься. Однако самое главное, вы должны понять – то, как эта трагедия изменила вас. Человек, которого я знаю – благородный, заботливый, внимательный человек, что сидит сейчас рядом со мной, – совсем не тот, который когда-то женился на Эльмире. Если вы женитесь снова… – Она осеклась и отчаянно заморгала, понимая, что должна преодолеть это последнее препятствие. – Когда вы снова женитесь, вы станете совсем другим мужем. Возможно, вы даже будете поощрять свою жену говорить с вами прямо и открыто, потому что вам будет этого не хватать, когда я уеду.
– Стефани, таких, как ты, больше нет.
– Я просто первая из тех, кого вы встретили. Если придать женщинам немного смелости, большинство из них выскажут свои мысли так же откровенно, как я.
Рафик взял ее за руки, осторожно расплел стиснутые пальцы и поцеловал их.
– Чтобы высказывать свои мысли, как это делаешь ты, нужно иметь мужество, много мужества.
– Рафик, я хочу, чтобы вы были счастливы. Вы заслуживаете счастья.
– Я сделаю все необходимое, чтобы обрести покой. – Он снова поцеловал ей руку.
– Нет, не то, – яростно возразила Стефани. – Вы заслуживаете большего.
– Ты дала мне пищу для размышлений. Мне нужно время… я не знал… мне нужно время. – Он вздохнул.
– Конечно. Но прошу вас, Рафик, подумайте над тем, что я сказала.
