Какой смысл жалеть о том, от чего он добровольно отказался? Какой смысл горевать по жизни, которая больше ему не принадлежит? Все равно что тосковать по любви, которой никогда не было! Он издал негодующий возглас. Ну вот, опять.
А все разговоры о браке и рассуждения Констанс о послушных женах. Ее описание собственной матери. Он тоже знал женщину, которая решила стать послушной женой, и он не сомневался, что ее попытки на этом пути лишили ее всего, что было в ней живого, красивого и неповторимого. Хвала небу, что тогда его не было здесь и он не был тому свидетелем.
Констанс уверяет, что не хочет быть такой же послушной женой, хотя сама прекрасно понимает – как понимает и он, – что выбора у нее не будет. Интересно, не такие ли чувства испытывает его нессарийская невеста? Он попытался рассуждать о своей свадьбе в отвлеченных терминах. Он совершает выгодную сделку. Сделка принесет ему средства, необходимые для того, чтобы превратить Маримон в процветающее государство. А после рождения наследника подданные обретут стабильность… Однако собственную роль в обеспечении подобной стабильности он находил сомнительной. Его помолвка – чисто коммерческий договор между принцем и принцессой, между эмиратами Маримон и Нессара. Однако брачная церемония соединит не просто принца и принцессу, а двух людей, мужчину и женщину, которым придется терпеть друг друга. Мужчину и женщину, не испытывающих друг к другу никаких чувств. Женщину, у которой, как справедливо заметила Констанс, нет никакого выбора. И мужчину, твердо решившего не чувствовать ничего. Хватит с него!
Подавив зевоту, Кадар посмотрел на центральное здание дворца. Интересно, где сейчас Констанс? Наверху, смотрит на звезды? Хорошо бы сейчас оказаться рядом с ней… Он тряхнул головой: рядом с ней он себе не доверял. Вчера ночью он оказался бессилен противостоять искушению, когда так неожиданно застал ее на крыше. Если сегодня он пойдет к ней снова, он лишь усугубит искушение. Он хочет ее. Она хочет его. Так легко было бы уступить, сдаться, внушить себе, что это не имеет значения! В конце концов, он ведь не изменяет женщине, которую не выбирал. До дня их свадьбы он может считать себя свободным…
При мысли о свадьбе Кадара снова передернуло. Как странно! Стоило ему подумать о Констанс, как кровь у него в жилах закипала. И наоборот, внутри все превращалось в лед, когда он представлял, как будет заниматься любовью с женщиной, которая должна стать его женой. Которая, возможно, в эту самую минуту думает то же самое о нем. Ну, а Констанс…
Кадар тихо выругался. Все бессмысленно! Он не имеет никакого права вмешиваться в ее жизнь, пусть даже при мысли о том, как ей придется терпеть… нет, он не имеет права думать об этом. Нельзя! Хотя сама мысль о том, что она обязана выйти замуж, казалась ему невыносимой.
Глава 7
На утреннюю прогулку Констанс решила одеться официально. Прекрасно понимая, что ее присутствие рядом с Кадаром непременно заметят, будут обсуждать и окружат многочисленными домыслами, она решила не допустить, чтобы ее воспринимали в какой-то другой, компрометирующей роли. Ее длинная рубаха с небольшим круглым вырезом была сшита из хлопчатобумажной ткани соломенного цвета. Широкие шаровары в тон были заправлены в высокие кожаные коричневые сапоги для верховой езды. Волосы она аккуратно заплела в косу и убрала под куфию из того же хлопка, которую удерживал на голове широкий шарф темно-золотистого цвета. Более строгий вид ей придавало верхнее платье из темно-синего шелка, плотно облегающее талию. Платье сверху до пояса застегивалось на длинный ряд перламутровых пуговиц. Подол, манжеты длинных рукавов, расширявшихся книзу, края глубоких карманов и прорези по бокам широкой юбки были обшиты тяжелой золотой парчовой тесьмой. Это был по-настоящему красивый наряд, на удивление легкий, богатый и вместе с тем скромный.
Кадар ждал ее на конюшне. И он тоже оделся официально. Его рубаха и брюки были из белого шелка, плащ и головной убор – темно-красного царственного цвета. Стоя еще незамеченная в дверях, выходящих во внутренний двор, Констанс вспомнила, как впервые увидела его в Зале приемов, – неужели это было менее двух недель назад? Скрытая сила – вот что она подумала о нем тогда и сейчас. Сила чувствовалась в развороте плеч, в прямой спине, в длинных мускулистых ногах, четко очерченных под тонкими шелковыми шароварами, заправленными в длинные сапоги. Тогда – как и сейчас – он обернулся, и сердце у нее на миг перестало биться, и жар желания застал ее врасплох, совсем как сейчас, ее тело на каком-то первобытном уровне ответило на сочетание аскетичной красоты, непререкаемой властности и скрытой чувственности, лежавшей под поверхностью. Теперь она не сомневалась в том, что такая чувственность у него есть. За холодным, непроницаемым фасадом полыхало пламя. Вот что в нем особенно влекло ее, решила Констанс. Она знает, что за царственным лоском, какой он демонстрировал окружающим, прячется ранимый человек.
Кадар был крепким орешком. Констанс придется постоянно напоминать себе о том, что раскусить этот орешек суждено не ей. Его сдерживаемую страсть должна пробудить другая.
Стараясь исполнить свой зарок и не отходить от разыгрываемой роли, Констанс низко поклонилась, когда Кадар приблизился к ней.
– Ваше высочество, желаю вам доброго утра.
– Доброе утро, придворный астроном, – ответил он, бегло улыбнувшись ей. – Одобряю ваш внешний вид.
Она покраснела, а потом покраснела еще гуще из-за того, что смутилась.
– Я сознаю… то есть, после того, как мы… я все время думаю… Из-за того, что ваши подданные…
– Констанс, вы совершенно верно оценили сегодняшнюю встречу.
– Да… Благодарю вас. Я подумала… Спасибо. Уверены ли вы, что не передумали?
– Вполне уверен. Ну что, поедем?
В ответ на его зов вышел конюх, но он вывел вовсе не лошадей.
– Верблюды! – Констанс в ужасе повернулась к Кадару: – Это же верблюды!
– Здесь, в пустыне? Ну кто бы мог подумать!
Судя по его тону, он ее поддразнивал. Она не сводила глаз с животного, стоящего перед ней. Верблюд был огромным.
Ей показалось, что верблюд смотрит на нее с презрением, как будто был против того, чтобы она села в кожаное седло, украшенное кистями. Седло опасно пошатывалось между его горбами.
– Я ему не нравлюсь, – заключила Констанс. Словно услышав ее, верблюд презрительно закричал. Уловив зловонное верблюжье дыхание, она вздрогнула и закашлялась. – Он не позволит мне сесть на него.
Кадар взял у погонщика поводья и заставил верблюда опуститься на колени.
– Констанс, верблюды – корабли пустыни, а не океанские корабли. – Он ободряюще улыбнулся ей. – Мы будем преодолевать на них лишь песчаные волны, а не воду. Вам нечего бояться. На самом деле он гораздо спокойнее, чем лошадь, на которой вы скакали. И управлять им гораздо проще, как только вы поймете, как это делать. Сейчас я подсажу вас и покажу все снасти – простите еще одно морское сравнение.
Она осторожно подошла к верблюду, поставила ногу в стремя и без всякого изящества, но вполне уверенно забралась в седло. Кадар передал ей длинные поводья, научил простейшим командам, и Констанс устроилась поудобнее.
