– Я знаю, что нам нельзя, – прошептала Констанс. – Я все понимаю, Кадар… но, если бы было можно, что бы мы делали?
Он зажмурился. Когда он открыл глаза, они у него горели, как будто огонь, который ощущали оба, бушевал внутри его.
– Нельзя о таком спрашивать.
– Но мне хочется узнать. – Констанс перебирала пальцами его волосы. – После того как мы целовались на крыше… ты сказал, что теперь ты перестанешь гадать, каково целоваться со мной, и начнешь гадать о том, как заниматься со мной любовью. Кадар, я хочу представить то же самое. Я не могу получить тебя, но хочу иметь возможность представить, как бы все было, если бы было можно. А ты?
– Да, – вздохнул он и снова коснулся губами ее губ. – Да, – повторил он. – Я тоже хотел бы знать…
– Тогда расскажи, потому что я ничего не знаю, кроме наших поцелуев.
– Ты понимаешь, что ты со мной делаешь? Я знаю, что у тебя не… Я буду у тебя первым?
Кадар, мужчина, облаченный в царственный наряд, открытый только для нее. Констанс улыбнулась и прижалась к нему чуть теснее.
– Да, – сказала она, – и я хочу знать больше.
Ее слова, ее прикосновения, ее улыбка как будто что-то освободили в нем. Его губы изогнулись в самой греховной улыбке.
– За нашими поцелуями, – шепнул он, – за теми поцелуями, которыми мы уже обменивались, будут другие поцелуи. Хотя мне никогда не надоест целовать тебя в губы, пробовать тебя на вкус, трогать языком твой язык, твое восхитительное тело можно изучать и исследовать еще долго.
Каждая клеточка ее тела откликнулась на его слова, как будто Кадар на самом деле ласкал ее губами и руками.
– Продолжай! – молила Констанс.
– Твои груди. Я хочу целовать твои груди. Не через рубаху, как раньше… Хочу водить губами по коже, пробовать языком твои соски, пробовать тебя на вкус, дразнить тебя. Скажи, Констанс, что ты сейчас чувствуешь?
– Покалывание. Жар. Я горю…
– Где? – спросил Кадар.
Она прижалась к нему, потерлась нывшими сосками о его грудь.
– Везде.
Она стала гладить его ладонью по животу, спустилась ниже. Оба затрепетали.
– Здесь, – проронила она. – Особенно здесь.
Кадар вздрогнул, прошептал что-то на своем языке.
– Да, – сказал он. – Особенно здесь. – Он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь сохранить самообладание.
Констанс видела силу его желания, видела, сколько усилий он прилагает, чтобы сдерживаться. Голова у нее кружилась, разумные мысли улетучились. Она могла думать только об одном: как утолить жажду тела, которое требовало все больше и больше. Их губы разделяло лишь дыхание. Их лбы касались друг друга. Их волосы смешались и, словно завеса, ширма, отгородили их от всего мира.
– Что же дальше, Кадар?
– Для тебя в первый раз, – хрипло заговорил он, – в первый раз лучше не спешить… – Он взял ее за руку, лежавшую внизу его живота, повел ее ниже, остановил между ног. – Поцелуи, – продолжал он. – Я бы целовал тебя снова и снова – в губы, в твои соблазнительные губы – и трогал бы тебя вот здесь.
Его рука накрыла ее руку. Другая рука обвила ее тело. Констанс вся горела, внутри ее происходило что-то ранее неведомое.
– Говори, – хрипло велел Кадар. – Расскажи, что ты чувствуешь.
– Как будто что-то сжалось внутри. Как будто я скоро разлечусь на куски. Как будто… – Констанс тихо застонала. – Как будто я больше не выдержу… Кадар, по-моему, я сейчас… я не могу…
– Нет, можешь, – не сдавался он, давя чуть сильнее, склоняя ее тоже усилить давление, усилить трение.
Чтобы не упасть, ей пришлось второй рукой схватить его за плечо. Она задыхалась. Она закрыла глаза, не в силах смотреть, думать, делать что-либо. Она могла лишь сосредоточиться на растущем напряжении, головокружительном сочетании крайнего удовольствия и страха, который нарастал, чем выше она взбиралась по тропе наслаждения. Да, вот что она делает: взбирается все выше и выше.
– Выше! – неожиданно для себя услышала она собственный голос. – Выше! – И вдруг она достигла вершины, и ей не оставалось ничего другого, только прыгать вниз.
От наслаждения Констанс закричала. Ее колени подогнулись, и она так крепко вцепилась в Када-ра, что оба упали в воду, на отмель.
– Вот сейчас, – хрипло прошептал он ей на ухо, – сейчас я вошел бы в тебя, я бы оседлал волны твоего наслаждения и позволил им унести нас вместе.
Ее сотрясали спазмы; он лег на спину и потянул ее за собой, усадив на себя верхом. Его руки обхватили ее ягодицы, они двигались ритмично в такт, все более возбуждаясь. Их разделяли лишь два слоя мокрой одежды. Констанс снова затрепетала и закричала, когда ее накрыло новой волной наслаждения.
– А потом, Кадар? Что потом?
Его грудь поднималась и опускалась. Он лежал с закрытыми глазами. Но его рот… его рот предупредил ее о растущей в нем перемене. Он поджал губы. Когда он открыл глаза, в них бушевала буря, вызванная вовсе не страстью. Он сел и мягко отстранил ее. Только что они превратили искушение в пытку.
– Потом, – пояснил он, – нам удалось превратить искушение в пытку.
Встав, он потянул ее за собой. Она промокла, была в песке, с волос капала вода, тело еще дрожало, мысли в голове путались.
– Теперь, – мрачно сказал Кадар, – мы точно знаем, как далеко мы способны зайти, не обгорев.
Глава 8
Прошла почти неделя после той прогулки, прежде чем Констанс удалось остаться с Кадаром наедине. Точнее, так произошло именно из-за той прогулки. Она недолго видела его на репетиции коронации два дня назад и дважды случайно натыкалась на него, один раз на террасе на крыше, а второй раз в библиотеке. Столкнувшись, оба тут же отскакивали друг от друга, словно обжигались.
Она сидела на террасе под навесом и записывала результаты своих наблюдений за звездами. Желать то, чего не можешь получить, свойственно природе человека. Не в том ли причина их взаимного влечения, на которое не влияют доводы разума и нравственные барьеры? Ее решение не выходить замуж не повлияло на ее влечения к Кадару. Чувство чести Кадара, его решимость жениться как будто тоже не уменьшали его влечения к ней. Видимо, страсть не имеет никакого отношения к чести. А то и другое, в свою очередь, не обязательно связаны с любовью. Как странно, что она не поняла это раньше! Вернувшись к столу и рассеянно пролистывая записи, Констанс задумалась. О том, чтобы между ними расцвела любовь, и речи быть не может. В отличие от нее Кадар раньше уже любил кого-то, хотя и без взаимности. Он знал запретную любовь, любовь к женщине, которая не могла выйти за него замуж. Любовь, которая так ранила его, что он решил больше никого не любить. Вот почему они не могут полюбить друг друга. Даже если бы ей хватило глупости полюбить его, ее чувство не могло быть взаимным. Она стала бы жертвой неразделенной любви, как раньше Кадар.
