Его лицо смягчилось. Он помог ей подняться и взял ее руки в свои.
– Констанс, не нужно меня благодарить. Для меня честь то, что ты мне доверилась.
Она действительно доверилась ему – доверилась всецело, всей душой. Когда она это сообразила, ей стало не по себе.
– Наша одежда! – воскликнула она, пользуясь предлогом и высвобождаясь из его объятий. Она подхватила мокрую грязную тряпку – свои шаровары – и посмотрела на них с неподдельным ужасом.
Спотыкаясь, она побрела по влажному песку на мелководье и начала выполаскивать одежду. Только тогда она поняла, что порванная сорочка попрежнему висит на ней. Она безуспешно извивалась, пытаясь снять ее, когда Кадар положил руку ей на плечо, отчего она вздрогнула. На нем была только рубаха; ее рубаху он протягивал ей.
– Прикройся, а то сгоришь.
– Не могу снять, – всхлипнула Констанс.
– Стой спокойно. – Он сорвал с нее безнадежно испорченную сорочку, через голову надел на нее рубаху и помог ей продеть руки в рукава. – А теперь иди и посиди в тени у дау. Там в корзине есть фляга с лимонадом. Тебе нужно попить, иначе будет болеть голова. Это приказ.
Она открыла рот, собираясь возразить, но передумала. Кроме того, он прав. Под рубахой кожа была горячей и щипала, а одеяло находилось в глубокой тени.
Лимонад был восхитителен. Она выпила два полных стакана и с блаженным вздохом прижалась лбом к запотевшей фляжке. Когда она снова открыла глаза, почти совсем придя в себя, Кадар раскладывал их одежду на камнях, чтобы она просохла. Затем он достал из дау корзину и сел рядом с ней.
Они вместе разложили еду, которая охлаждалась благодаря слою льда, уложенному в металлический ящик, в котором стояла плетеная корзина. Кадар взял пирожки с орехами и мясом фазана, салат из помидоров, оливок и апельсинов, плов, приправленный шафраном и сухофруктами, и восхитительный торт с тертым миндалем, пропитанный лимонным соком и медом. Они ели в тишине и покое, глядя, как солнце постепенно склоняется к западу, бело-золотое ослепительное сияние становится более насыщенным. Начинался прилив; на волнах появились белые барашки.
– Твоя мама когда-нибудь ездила сюда с тобой? – спросила Констанс, когда они поели и убрали остатки еды в корзину.
Кадар покачал головой:
– Она редко покидала свои дворцовые покои. Не потому, что жила там в заточении, спешу добавить, а по собственному выбору. Ей нравилось находиться в обществе других женщин; мне казалось, что она очень рада целыми днями шить, сплетничать, читать. По-моему, она предпочла бы дочерей сыновьям, хотя, конечно, последнее не подошло бы отцу, – сухо добавил он. – Она умерла, когда мне было десять лет. Откровенно говоря, я знал ее довольно плохо.
– Как грустно! Может быть, любовь к книгам ты унаследовал от нее?
Кадар пожал плечами:
– Может быть. А у тебя? Твоя мама любит читать?
– Нет, что ты! Мама считает, что чтение – напрасная трата драгоценного времени.
– Значит, в детстве ты была очень одинокой?
– Странной, – ответила Констанс, криво улыбнувшись. – Родители считали меня странной, так что, как видишь, у нас с тобой много общего. Может быть, будь я мальчиком, отец проявил бы ко мне больше интереса, и, может быть, тогда мама… Нет, жалеть себя совершенно не стоит. – Она скрестила руки на груди и посмотрела на море. – Я была куда счастливее многих. И ты не должен меня жалеть.
– Я не жалею тебя, Констанс, напротив, ты достойна восхищения, но я хотел бы… очень бы хотел, чтобы у тебя все сложилось по-другому. Боюсь, твои близкие никогда не ценили тебя по достоинству.
– Мои близкие… – Констанс тяжело вздохнула. – Подозреваю, теперь им совсем не за что будет меня ценить. Наверное, они отрекутся от меня. Давай не будем говорить о них сегодня – в наш праздник. Лучше приходи на террасу посмотреть на звезды!
Глава 11
Констанс отодвинула окуляр телескопа и подошла к парапету, чтобы взглянуть на горизонт. Хотя кожа еще горела после вчерашнего дня на солнце, бальзам, который прислал ей Кадар, сотворил чудеса. Ночь сменилась утром. Праздник закончился. Кадар удалился в свою опочивальню, чтобы поспать несколько часов перед тем, как приступить к официальным обязанностям. Звезды бледнели, на небе появились первые признаки дневного фейерверка: из чернильного оно становилось серебристо-серым. Вернувшись к телескопу, она опустилась на подушки. Ее слегка подташнивало. Она больше не могла не обращать внимания на свои чувства к нему после того, что у них было на берегу моря. Без сомнения, она влюблена.
До недавнего времени ей и в голову не приходило, что она полюбит. Она не принимала никаких мер предосторожности, чтобы охранять свои чувства, пока не стало слишком поздно. Кадар подарил ей цель, достоинство, помог сделать первый робкий шаг на новом пути, на выбранном ею самой пути к свободе. Кадар увидел в Констанс что-то такое, чего не видели другие. Да, в какой-то мере источником того, что она чувствовала, стала благодарность. Но… С самой первой минуты, когда она увидела его, она поняла, что он отличается от всех, кого она знала. Она улыбнулась, вспомнив прилив желания, который тогда охватил ее. Ее тело с первого мига поняло то, на что разуму и сердцу понадобилось несколько недель. Этот мужчина создан для нее. И хотя она знает Кадара меньше месяца, она с головокружительной ясностью поняла: это любовь на всю жизнь.
Констанс тяжело вздохнула. Сейчас, кроме любви, для нее ничего не существует. Но только сейчас. Открыв глаза и сев спиной к телескопу, Констанс приготовилась принять большую дозу реальности.
– Факты, – пробормотала она. – Факты! И самый главный: эти чувства совершенно никак не влияют на мое будущее. Факт первый, – начала она, приступая к составлению списка. – Я не могу остаться здесь навсегда. Да, пост придворного астронома дарует свободу, какая мне нужна, и даже больше, но захочется ли мне сохранить свой пост, когда страсть Кадара остынет, что неизбежно?
Соблазнительно ответить «да», соблазнительно внушить себе, что они могут вернуться к прежним официальным отношениям придворного астронома и правителя, забыть о том, что они были мужчиной и женщиной, охваченными страстью, но она понимала: это ложь. Ее страсть не остынет. Оставаться здесь – безумие, считать недели, месяцы, ждать, когда Кадар обратит внимание на другую, что неизбежно случится – факт номер два. И факт номер три – все время она будет ждать, напрасно надеясь, что он тоже ее полюбит. И факт четвертый – он больше никогда никого не полюбит, потому что – факт пятый – невозможно улучшить совершенство. Он сам так сказал, очень многозначительно.
На самом деле барьер из фактов непреодолим, с грустью призналась Констанс самой себе. Даже если отбросить все остальные практические соображения, например, ее полную непригодность к роли королевской невесты и ее решимость не выходить замуж, Кадар никогда не женится на ней, потому что Кадар никогда ее не полюбит.
– Вот и конец моему списку. – Она встала и, подойдя к парапету, стала смотреть, как восходит солнце. Как всегда, от такого зрелища у нее захватило дух. Утром горизонт был испещрен белыми облаками, которые превращали лучи восходящего солнца во взрывы золота. Длинные пальцы света отскакивали от Аравийского моря, окрашивая его в цвет топленого масла.
