В трактире Бусыгина народу оказалось немного, Артюшкин без труда нашел свободное место, заказал водки и расстегайчик. Буквально через пару минут к нему подсел благообразного вида старичок в застиранном вицмундире почтового ведомства:
– Позволите-с?
Артюшкин, изобразив на лице безразличие, кивнул. Старичок сел и тут же представился:
– Александрийский Макар Фотиевич, коллежский секретарь в отставке. А вас как величать?
Швейцар вздохнул, мол, вот ведь привязался, и буркнул:
– Антон Петрович Артюшкин, в прошлом – актер, а ныне… Сами видите, – указал он на мундир, – приходится швейцарствовать.
– Да-с. Тяжелые ныне времена. Рюмочкой не угостите?
Артюшкин еще раз вздохнул и приказал половому принести посуду и еще один расстегай.
– Ну-с, за приятное знакомство, – предложил Александрийский, подняв рюмашку.
Мужчины чокнулись, выпили, закусили.
– Часто тут бываете? – задал ожидаемый Артюшкиным вопрос старичок.
– Если честно, то впервые.
– И очень зря. И тухлого не подсунут, и водку не разбавляют, как в других трактирах.
– Просто я – нездешний. В другой части служу. На Литейном, дом Тацки.
На лице старичка буквально на миг появилась радостная улыбка – дом находился недалеко от Невского проспекта, и публика жила в нем зажиточная.
– А в здешних краях как оказались? – спросил он настороженно.
– По естественной надобности. Приятель насоветовал здешнюю прачку, Машкой звать, на Канонерской живет.
Старичок довольно закивал.
– Говорят, такие кунштюки умеет делать.
– Умеет, умеет…
– Я пришел, а она занята, велела зайти через часик. Артюшкин сорок минут потерял у Машкиного дома, ожидая, когда же к ней придет очередной клиент. И вошел буквально за ним. Естественно, ему велели заскочить попозже.
– Пришлось идти сюда коротать время.
Старичок, уже не пряча удовлетворения на лице, взял быка за рога:
– В горку играешь?
Артюшкин мигом изобразил интерес:
– А как же.
Актера провели в отдельный кабинет, где уже дожидалась компания. Опыт в карточных играх у Артюшкина был небольшой, но достаточный, чтобы понять – колоды крапленые, противники играют сообща. Но на первый раз они дали ему выиграть. Немного, пару рублей. Счастливый Артюшкин заверил, что в следующую среду непременно их навестит.
Обмыв с Александрийским выигрыш, Артюшкин отправился к прачке. По дороге, как научил его Яблочков, остановился у зеркальной витрины, проверить, нет ли за ним слежки? Выяснил, что была. Неприметный юноша, судя по одежде, фабричный, шел за ним до Машкиного дома. Затем он дожидался, пока швейцар развлекался с прачкой, а потом вел его до самой парадной на Литейном.
И хотя Артюшкина распирало сразу же отправиться на Большую Морскую, найти Яблочкова и похвастаться, как гениально он отыграл доверенную роль, себя он сдержал – вдруг неприметный паренек засел в чайной напротив и продолжает за ним следить?
Арсений Иванович заскочил вечером буквально на минуту, выслушал и похвалил:
– Клюнули они на наживку. В следующий раз обыграют подчистую.
По дороге домой Яблочков размышлял над странным поведением Крутилина. Вечером вдруг сообщил, что завтра с утра не придет, а может статься, что и весь день будет отсутствовать. И что обер-полицмейстер знает, почему. А Яблочкову сие знать не положено. Потом вдруг подмигнул:
– Если вдруг что случится, где лежит некролог, знаешь. Сожги его сразу, не хочу, чтобы смеялись.
Потом вытащил из кармана ключ от несгораемого сейфа и протянул его чиновнику:
– Деньги, что в сейфе найдешь, раздели между женой и Гелей.
Гелей звали пассию Ивана Дмитриевича.
10 июня 1871 года, четверг
Иван Дмитриевич на всякий случай – вдруг Обожженыш следит за домом Очкарика? – приехал к Кешке глубоко за полночь, в те заветные полчаса, когда «одна заря спешит сменить другую». Потому что в сумерках лица не разглядеть. Хотя Обожженыш способен и по фигуре его узнать. И по сей причине приказал извозчику подъехать к калитке вплотную и, как только ее приоткрыли, пулей шмыгнул в палисадник.
Ночевать пришлось на кованом сундуке.
– Прости, Иван Дмитриевич, но перина в доме одна, моя. Ребятишки, – Очкарик кивнул на своих верзил, – предпочитают на полу.
Встать пришлось ни свет ни заря, как только в соседнем дворе прокричали петухи. Быстро позавтракав, Крутилин занял отведенное ему Очкариком место в его «кабинете» – за дверцами шкафа, задней стенки у которого не было. Мазурик использовал шкаф как потайной выход во двор на случай визита нежданных гостей. Так что устроился Иван Дмитриевич с комфортом, а в замаскированное в дверце шкафа отверстие «кабинет» отлично просматривался.
Время тянулось медленно, словно сироп в свежем варенье. Изредка в «кабинет» заходили посетители, многих из которых Крутилин увидеть никак не ожидал, потому что был уверен, что пребывают в местах отдаленных. Конечно, руки чесались их туда немедленно вернуть. Но приходилось сдерживаться и утешать себя тем, что сейчас ловит рыбу покрупней, в поимке которой сам Государь заинтересован.
В полдень закусили, чем бог послал, однако от рюмки Иван Дмитриевич решительно отказался. А вот Кешка выпил:
– А то еще почувствует твой Обожженыш, что я трезв, и забеспокоится, почему вдруг? В прошлый-то раз я выпимши был. Впрочем, как и всегда…
За паспортом пришли в половине третьего. Но не Обожженыш, а сухенький, низенький старичок в длинном кафтане прямого кроя. Волосы посетителя были стрижены под горшок, седая борода доходила до колен, в правой руке он сжимал посох. Рыкачев по причине исполинского роста так замаскироваться не смог бы. С досады Крутилин чуть не расплакался. Ну почему он пошел на поводу у Очкарика? Почему не расставил на Резной агентов? Резоны против этого у Кешки были весомые: во-первых, на тихой малолюдной улице Рыкачев непременно заметит полицейских и в дом не войдет. Во-вторых, агенты сыскной тоже имеют осведов и запросто могут сболтнуть им, что Кешка теперь выдает своих клиентов полиции… Крутилину пришлось и с этими доводами согласиться. Ни ему, ни Очкарику и в голову не пришло, что Рыкачев пришлет кого-то вместо себя. И что теперь прикажешь делать?
Очкарик приблизился к шкафу, шепотом спросил:
– Паспорт отдать?
Крутилин так же шепотом произнес:
– Да!
Старичок, получив бумагу, раскрутил посох, вложил туда листок и, прошамкав беззубым ртом «Спасибо», покинул «кабинет». Кешка стремглав подскочил к шкафу, открыл дверцу и, схватив Крутилина за руку, увлек во двор. Подведя к забору, отделявшему его владения от соседских, раздвинул доски:
