Когда я просыпаюсь, воздух уже прохладный и мягкий. В черепах горят свечи, отбрасывая на песок жёлтые отблески и чёрные тени. До меня доносится пение: Ба уже вовсю готовит еду для мёртвых.
Грудь сдавливает, дышать становится тяжело. Нина не должна проходить сквозь Врата, раз она не хочет, и я не должна снова терять друга. Избушка пытается контролировать и мою жизнь, и её. Это несправедливо.
Я сдвигаю шторы, чтобы скрыть от Нины черепа, притягивающие взгляд. Затем я даю ей почитать книгу и беру с неё обещание ни при каких обстоятельствах не выходить из комнаты.
Но, когда я прихожу помочь бабушке подготовиться к проводам, перед глазами всё время стоит навязчивый образ: Врата открываются и затягивают Нину внутрь, как муравья, угодившего в ловушку. От мысли, что я могу потерять её, кровь стынет в жилах. Я не знаю, как это предотвратить. И не знаю, как мне управлять собственной судьбой.
Урок плавания
Ба сварила уху из рыбных консервов и овощей. Дерево потрескивает в очаге, языки пламени облизывают стенки котла. Жара, запах рыбы и специй, страх потерять Нину – всё это смешивается, и меня тошнит.
– Сегодня у нас рыбный пир для мертвецов из пустыни.
Ба улыбается и кивает в сторону стола. На нём уже расставлены стаканы и квас и ещё куча блюд из рыбы: маринованная селёдка с холодной сметаной из погреба, блины с копчёным лососем и укропом, солёная сушёная вобла, маленькие пельмени с рыбной начинкой. Делать мне уже нечего, так что я сажусь и беру себе блин, надеясь, что еда успокоит ноющий желудок.
– Ты выспалась? – спрашивает Ба, и я киваю:
– Извини, что не помогла тебе с готовкой.
– Ничего.
Ба пристально смотрит на меня, и я пытаюсь понять, не подозревает ли она меня в чём-то. Я приподнимаюсь на стуле и оглядываю стол.
– Всё очень аппетитно.
– Да, иногда вместо борща хочется чего-то новенького. – Ба пробует рыбный бульон и добавляет в котёл немного перца. – Давай повторим слова Путешествия мёртвых.
– Я их не знаю. – Я хмурюсь и добавляю про себя: и не хочу знать.
Тысячу раз я слышала слова Путешествия мёртвых и делала всё возможное, чтобы пропустить их мимо ушей.
– Попробуй, – настаивает Ба. – Соловей не вспомнит песню, пока не запоёт.
Я тяжело вздыхаю и начинаю говорить, спотыкаясь на каждом слове:
– Да пребудет с тобой сила в твоём долгом и трудном путешествии. Звёзды ждут тебя.
– Зовут тебя, – поправляет Ба.
– Отправляйся в путь с благодарностью за время, проведённое на земле. – Я тру виски, делая вид, что пытаюсь что-то вспомнить.
– Каждый миг становится вечностью, – шепчет Ба.
– Дальше что-то о бесконечно ценном? – спрашиваю я, и мои мысли возвращаются к Нине. Как здорово было бы показать ей океан…
– Ты несёшь с собой воспоминания о бесконечно ценном, – кивает Ба. – А затем…
– Дальше идёт кусок, который всё время меняется. – Я запихиваю в рот блин, надеясь, что теперь-то Ба перестанет меня спрашивать.
– Всё верно, – улыбается она. – Ты перечисляешь, что́ душа получила от своей жизни и теперь уносит к звёздам. Чаще всего это любовь семьи и друзей, но у мертвецов бывает множество других даров: волшебство музыки, радость открытий, свет надежды…
Ба продолжает говорить, но мой разум уже не здесь. Если я проведу всю жизнь, провожая мёртвых, то что сама смогу взять с собой к звёздам?
– Маринка? – Ба снова возникает передо мной и ставит на стол тарелку с пряниками.
– Что, прости? – бормочу я.
– Ты помнишь последние слова?
Я вздыхаю и мотаю головой.
– С миром возвращайся к звёздам. – Ба описывает руками в воздухе круг. – Великий цикл завершён.
Шею сзади неприятно покалывает, как иголками, когда Ба скрещивает руки на груди, смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Круг должен замкнуться.
Сердце бьётся быстрее, мне дурно. Она знает. Она знает про Нину. Я отвожу взгляд и вытираю вспотевшие ладони о юбку.
– Вот почему труд Хранителя так важен. Мы обязаны помочь душам завершить их путешествие. Вернуться к звёздам, откуда они когда-то прибыли.
– А если они этого не сделают? – тихо спрашиваю я и ощущаю покалывание по всей голове.
Ба на секунду застывает, даже приоткрывает рот от удивления. Может, она и не знает про Нину.
– Они навсегда останутся потерянными! – Ба тяжело дышит, как будто хуже этого ничего не может быть во всей Вселенной.
Я беру с тарелки пряник и смахиваю с него крошки. Я не голодна, просто пытаюсь отвлечься. Не хочу думать о том, что только что сказала Ба.
– Думаю, пора тебе произнести слова Путешествия мёртвых. – Ба медленно кивает. – Сегодня ты должна провести кого-то через Врата.
– Нет, не могу. – Я мотаю головой и машу руками. – Я не готова.
– Иногда, чтобы научиться, нужно просто нырнуть. – Ба широко улыбается, я вижу все её неровные зубы. – Помнишь, как ты училась плавать?
Я закатываю глаза и издаю стон. Конечно, помню. Избушка тогда стояла на отвесной скале над глубокой лагуной с тёплой лазурной водой, по её ровной глади был разлит солнечный свет. Ба всё время просила меня искупаться, но я боялась намочить лицо.
Как-то раз я стояла на скале и смотрела через лагуну на далёкий океан. Вдруг избушка резко поднялась, выпрямила одну из своих тощих длинных ног и столкнула меня в воду. Мой полёт длился секунды, я истошно кричала, пока не оказалась в странной звенящей тишине подводного мира. Борьба с водой показалась мне вечностью, но я наконец вырвалась на поверхность, хватая ртом воздух и отчаянно пытаясь нащупать хоть что-то твёрдое. Но схватиться было не за что, под ногами не было земли – только бескрайнее небо над головой.
Лицо то и дело накрывала вода. Чем больше я лупила руками по поверхности, тем сильнее меня затягивало вниз. Несколько раз хлебнув солёной воды, я сделала последний вдох и позволила пучине поглотить меня.
Я открыла глаза, моргнула – и панику как рукой сняло. Вокруг было так тихо, спокойно; подводный мир оказался голубым и бесконечным. Клочки ила висели в воде, пронизанные лучами солнца. Я начала двигаться, медленно и плавно, как черепахи, за которыми наблюдала раньше. Тело медленно продвигалось вперёд, и я попробовала повторять те же движения, но с бо́льшим усилием. Вскоре я уже летала по воде, поднималась глотнуть воздуха, затем опускалась под воду и скользила к берегу.
После этого я плавала каждый день, лицо под водой, глаза открыты. Но избушку я ещё долго не могла простить, а если честно, и до сих пор не уверена, что простила. Я была так зла, что не обращала внимания ни на буйную виноградную лозу, которую она вырастила, чтобы обнять меня, ни на то, как она мягко тычет меня когтем, предлагая сыграть в догонялки.
