Мы подходим к высокой круглой башне с крышей-куполом на краю рынка, поднимаемся по лестнице на самую её вершину, усаживаемся в тени и изучаем лавки. Над ними раскинулось лоскутное одеяло навесов, и всё же Ламья без труда находит лавку отца Сальмы и Айи и даже указывает на дом Старой Яги, что виднеется из-за её лотка с настойкой «Трость».
– Жутковато, правда? – морщится Ламья. – Такой старый, тёмный и гнилой!
Сердцу тяжело в груди, я встаю, чтобы успеть уйти до того, как Ламья снова заведёт разговор о Старой Яге. Не хочу, чтобы её колкие, язвительные слова испортили мой последний день здесь. Не знаю, когда я снова попаду на рынок после сегодняшнего вечера.
– Дом Маринки похож на старухин. – Сальма облизывает своё мороженое и поворачивается, чтобы найти мою избушку, но, к счастью, она скрыта от глаз длинным красным зданием, обвешанным коврами.
– Правда? – Ламья отстраняется от меня, затем мотает головой и начинает смеяться. – Да нет, дом Маринки не может быть таким же уродливым.
– Нет, может, – кивает Сальма. Она продолжает как ни в чём не бывало облизывать своё мороженое, не замечая, что каждое её слово бьёт меня, как тяжёлый булыжник. – Разве не так, Маринка?
– Они не уродливые, ни мой дом, ни её! – огрызаюсь я, моя шея пылает. – Вы обе не знаете, о чём говорите! – Мой голос всё громче, а лицо – краснее. Я хотела бы замолчать, но в голове будто прорвало плотину, и слова льются сами собой. – Вы понятия не имеете о том, что красиво, а что нет. Вы пышете злобой. Вы обе жестокие!
Сальма хлопает глазами от удивления:
– Но я была добра к тебе!
– Ничего подобного! – ору я, срывая с шеи подвеску и швыряя её к ногам Сальмы. – Ты пыталась сделать из меня совсем другого человека!
– Я всего лишь помогла тебе купить новое платье, – морщится Сальма, по-прежнему не понимая, что со мной. – Думала, оно тебе понравилось.
У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, что не во всём здесь виновата Сальма. Это я хотела стать кем-то другим. Я хотела жить, как Сальма. Вот и соглашалась, не задумываясь, со всем, что она предлагала. Была бы я сильнее, я бы заступилась за Джека и за Старую Ягу, когда Ламья говорила обидные слова. Да и за мальчика на рынке заступилась бы.
Ламья тем временем задирает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
– Сальма пыталась помочь тебе стать похожей на нормальную девчонку, а не на уродливую ведьмину дочку.
– Я не ведьма! – Кулаки сжимаются, в глазах загораются злые огоньки.
Ламья смеётся, но это не настоящий, не добрый смех. От него у меня по коже разбегаются мурашки.
– Ламья просто шутит. – Сальма протягивает ко мне руку. – А я просто сказала, что твой дом похож на старухин. Это же правда. Пойдём вместе, пусть и Ламья посмотрит. Тогда она увидит, что ничего жуткого в твоём доме нет, хоть он и выглядит странновато.
– Держитесь подальше от моего дома!
Слова сами срываются с губ, я и представить не могла, что скажу такое. Но как представлю себе, что злые девчонки будут ошиваться возле моей избушки, оценивающе осматривать её и отпускать едкие комментарии, – нет, это уж слишком. Ба была права. Избушку надо защищать от живых.
– И от меня держитесь подальше!
Я сбегаю вниз по винтовой лестнице, в голове будто сгущаются грозовые тучи. Вселенная вокруг меня становится не только больше, но и темнее. И теперь, когда бабушки нет рядом, а моя избушка трещит по швам, я не представляю, куда мне пойти, чтобы укрыться от этой пугающей темноты.
Проблеск света
Ноги сами несут меня к дому Старой Яги, я вся сжимаюсь, чтобы сдержать рыдания. Дверь открывается передо мной, но хозяйки нигде не видно. Я падаю на стул возле очага, закрываю глаза, жадно вдыхаю запах борща и представляю себе, что я дома, с бабушкой.
Скрипит дверь, и входит Старая Яга, в тяжёлых кожаных перчатках и толстых стеклянных очках на лбу.
– Маринка, с тобой всё в порядке?
Я удивлённо смотрю на неё, не понимая, почему она так странно одета.
– Да. Просто… – Слова застревают в горле, я не знаю, с чего начать. По щеке сбегает слеза, и я вытираю её тыльной стороной ладони.
– Неужели ты снова была с этими двумя девчонками?
Я киваю и всхлипываю:
– Больше никогда. Ненавижу живых.
– Правда? – Старая Яга стягивает перчатки и ставит на огонь чайник. – Почему же?
– Потому что они ненавидят нас, – с горечью в голосе отвечаю я.
– Не думаю. Девочки, с которыми ты общалась, просто молодые и глупые. Наверно, многого не понимают и многого боятся. Но не все живые одинаковы. У меня, например, немало добрых и мудрых друзей среди живых.
– У вас есть друзья-живые? – Я вытягиваюсь в струну, уставившись на неё; спину покалывает. – Но Ягам не позволено дружить с живыми!
– Вообще-то да, поэтому буду признательна, если ты никому об этом не расскажешь. Но мне нравятся живые. Потому-то я и решила поселиться прямо на рынке, когда моя избушка отошла от дел.
Я смотрю на неё с разинутым ртом.
– Но Ба говорила, что Яга должна защищать свою избушку и Врата. Говорила, что мы должны остерегаться живых.
– И была абсолютно права. – Старая Яга разливает чай и кивком приглашает меня к столу. – Я не раз попадала в переделки, заговорив с живыми.
– Так зачем же вы это делаете?
– Затем же, зачем и ты, я думаю.
Я не свожу глаз со своей чашки. Кажется, Старая Яга так довольна своей жизнью! Вряд ли она общается с живыми, потому что хочет стать одной из них и сбежать от своей судьбы и одиночества. Но я не могу озвучить свою мысль, ведь я должна убедить Старую Ягу в том, что хочу стать следующим Хранителем.
– Теперь я понимаю, что дружба с живыми того не стоит, – уверенно говорю я. – Уж лучше никаких друзей, чем такие, как Сальма и Ламья.
– Эти девчонки и впрямь бывают жестоки, – соглашается Старая Яга. – И всё же не спеши ставить крест на живых. Поверь, в этом мире больше хороших людей, чем плохих. Просто нужно быть осторожнее и с умом выбирать себе друзей.
– Не нужны мне друзья. – Горькие слова сами срываются с губ. – Да и нет смысла заводить с кем-то дружбу, когда твой дом всё время перебегает с места на место.
– Слова настоящей Яги. – Старая Яга отпивает глоток чая и улыбается мне.
Я неловко ёрзаю на стуле.
– Мы можем начать готовиться к церемонии? Вы сказали, что поможете мне со сборами.
– Этим-то я и занималась, когда ты пришла. – Глаза Старой Яги загораются. – Только я готовлю кое-что поинтереснее, чем борщ. Пойдём, посмотришь.
Я иду за ней к двери, из которой она появилась немногим ранее. Странные химические запахи щекочут мне нос, а я с благоговением оглядываю стены комнаты, в которой мы оказались. Одну её сторону заполняют огромные медные горшки и трубы. На месте их прочно удерживают растущие вокруг стволы, корни и лозы.
