– Спасибо, – сказал Ли Сяоцзин. – Я сразу же уничтожу письмо, зная, какой опасности оно тебя подвергает. Пожалуйста, прими это в качестве оплаты. – Он развернул сверток и достал пять лянов серебра.
Тянь поднял руку.
– Нет, тебе деньги нужнее, – он сам протянул беглецу небольшой сверток. – Здесь немного, но это все, что у меня есть.
Ли Сяоцзин и Ли Сяои посмотрели на судебных дел мастера, ничего не понимая.
Тянь продолжил:
– Сяои с детьми не следует оставаться здесь, в Санли, ведь кто-то обязательно сообщит о том, что она укрывала у себя беглеца. А Кровавые капли непременно начнут задавать вопросы. Нет, вы все должны немедленно покинуть эти места и отправиться в Нинбо, где вы сможете арендовать корабль, чтобы переплыть в Японию. Маньчжуры закрыли все побережье, поэтому вам придется хорошо заплатить контрабандистам.
– В Японию?
– Пока книга с вами, вы не найдете спокойного места в Китае. Из всех соседних стран только Япония способна бросить вызов маньчжурскому императору. Только там книга будет в безопасности.
Сяоцзин и Сяои задумчиво кивали.
– Ты ведь поедешь с нами?
Тянь показал на свою искалеченную ногу и засмеялся:
– Моя компания лишь значительно замедлит вас в дороге. Нет, я рискну остаться здесь.
– Кровавые капли не выпустят тебя, если поймут, что ты помогал нам.
Тянь улыбнулся.
– Я что-нибудь придумаю. У меня всегда получается.
* * *
Через несколько дней, когда Тянь Хао Ли уже готовился сесть и пообедать, к его дверям пришли солдаты из городского гарнизона. Они арестовали его без каких-либо объяснений и приволокли в ямынь.
Тянь увидел, что в этот раз магистрат И был не единственным, кто сидел за судейским столом на помосте. С ним рядом находился другой чиновник, шапка которого свидетельствовала, что он приехал прямо из Пекина. Как показалось Тяню, его холодные глаза и тощая фигура делали его похожим на ястреба.
Пусть мой разум снова окажет мне услугу, – мысленно прошептал Тянь Царю Обезьян.
Магистрат И застучал линейкой по столу.
– Вероломный Тянь Хао Ли, ты обвиняешься в соучастии побегу опасных преступников и замышлении измены против Великого Цина. Признайся в своих преступлениях прямо сейчас, чтобы казнь твоя прошла быстро и достойно.
Тянь кивнул, как только магистрат закончил свою речь.
– О самый милосерный и дальновидный магистрат, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.
– Ты самонадеяный дурак! Твои обычные уловки сегодня не сработают. У меня есть железное доказательство, что ты укрыл у себя изменника Ли Сяоцзина, оказал ему помощь и прочел запретную, изменническую, лживую книгу.
– Я действительно прочитал недавно книгу, но в ней не было ничего изменнического.
– Что?
– Это была книга о выпасе стад овец и нанизывании жемчуга. А также некоторые глубокомысленные рассуждения о заполнении прудов и разжигании костров.
Второй человек, сидящий за столом, сузил глаза, но Тянь продолжал, как будто ему совершенно нечего было скрывать:
– Весьма технический и скучный текст.
– Ты лжешь! – вены на шее магистрата И готовы были лопнуть от напряжения.
– О самый драгоценный и прозорливый магистрат, как вы можете говорить, что я лгу? Можете ли вы поведать мне содержание этой запретной книги, чтобы я мог убедиться в том, что я действительно ее читал?
– Ты… ты… – магистрат хлопал ртом подобно рыбе.
Конечно, магистрату И никто не сказал, о чем было написано в книге (зачем же тогда было ее запрещать), однако Тянь рассчитывал на то, что человек из Кровавых капель также не сможет ничего сказать. Обвинение Тяня во лжи о содержании книги было равносильно признанию, что обвинитель читал эту книгу, а Тянь знал, что никакой член Кровавых капель не признается в подобном преступлении перед подозрительным маньчжурским Императором.
– Здесь какое-то недопонимание, – сказал Тянь. – Прочитанная мною книга не содержала никакой неправды, поэтому попросту невозможно предположить, что она была запрещена. Несомненно, ваша честь не может не согласиться с этой прямой и простой логикой, – он улыбнулся. Похоже, он нашел лазейку, которая позволит ему спастись.
– С меня достаточно этого спектакля, – впервые нарушил свое молчание человек из Кровавых капель. – Нет нужды беспокоить закон из-за таких предателей, как ты. Властью, данной мне Императором, я нахожу тебя виновным и приговариваю к смертной казни без возможности обжалования приговора. Если ты пожелаешь, чтобы твои страдания закончились в ближайшее время, сейчас же признайся, где книга и беглецы.
Тянь почувствовал, как слабеют его ноги. Какое-то время он видел перед собой только тьму, и эхом в его голове звучал приговор Кровавой капли: приговариваю тебя к смертной казни.
Видимо, все мои уловки закончились, – подумал он.
Ты уже сделал свой выбор, – сказал Царь Обезьян. – Теперь ты просто должен его принять.
* * *
Кроме того, что они являлись отличными шпионами и фанатичными убийцами, Кровавые капли очень хорошо умели пытать.
Тянь кричал, когда они погружали его конечности в кипящую воду.
Расскажи мне что-нибудь, – сказал Тянь Царю Обезьян. – Отвлеки меня, чтобы я не сдался.
Давай я расскажу тебе о том, как они пытались приготовить меня в алхимической печи Нефритового Императора, – сказал Царь Обезьян. – Я выжил только потому, что спрятался среди дыма и пепла.
И Тянь рассказал своим мучителям историю, как он помог Ли Сяоцзину сжечь эту бесполезную книгу, наблюдая, как она превращается в дым и пепел. Но он не помнил, где развел костер. Возможно, Кровавым каплям следовало бы внимательно осмотреть окрестные холмы.
Они прижигали его железными кочергами, нагретыми до белого каления.
Расскажи же мне что-нибудь, – кричал Тянь, вдыхая запах своего горелого мяса.
Давай я расскажу тебе о том, как сражался с Принцессой Железного Веера в Огненных горах, – сказал Царь Обезьян. – Я обманул ее, сделав вид, что в страхе убегаю.
И Тянь рассказал своим мучителям историю о том, как он посоветовал Ли Сяоцзину бежать в Сучжоу, где тысячи аллей и каналов, а также изящных полированных вееров.
Они по одному отрезали все его пальцы.
Расскажи мне что-нибудь, – хрипел Тянь. Он очень ослаб от потери крови.
Давай я расскажу тебе о том, как на меня надели волшебную головную повязку, – сказал Царь Обезьян. – Я почти лишился сознания от боли, но не перестал крепко выражаться.