А с хули-цзин мы не встречались уже несколько лет. Возможно, Ян успела их предупредить. Хотя, если честно, я с облегчением думал об этом. Я вовсе не желал говорить отцу, что я был в чем-либо не прав. Он очень сильно раздражался и нервничал, так как терял уважение крестьян, ведь его знания и умения уже не были востребованы так, как раньше.
– А ты не думал, что и с живыми трупами вы также не правы? – спросила она. – Совсем как со мной или с моей матерью?
Она рассмеялась, увидев выражение на моем лице:
– Шучу!
То, что мы общались с Ян, было очень странным. Она ведь совсем не мой друг. Я воспринимал ее как существо, к которому волей-неволей притягиваешься, потому что вместе вы точно знаете, что мир оказался совсем не таким, каким представлялся по рассказам старших.
Она смотрела на кусочки цыпленка, оставленные для своей матери.
– Мне кажется, что магия уходит из здешних мест.
Я подозревал, что все в этом мире пошло не так, но не хотел заявлять об этом слишком громко, ведь мои слова могли воплотить мысли в жизнь.
– А что, ты думаешь, стало тому причиной?
Вместо ответа Ян навострила уши и начала внимательно прислушиваться. Затем она вскочила, взяла мою руку и потащила меня за собой, пока мы не оказались за статуей Будды в главном зале.
– Что…
Она поднесла палец к моим губам. Находясь совсем рядом с ней, я наконец почувствовал ее запах. Он был похож на запах ее матери: цветочный, сладкий, яркий, словно полевое разнотравье под жаркими лучами летнего солнца. Я чувствовал, что мое лицо наливается кровью от близости ее теплого тела.
Через мгновение я услышал, что в храме ходят несколько человек, пытаясь найти выход. Я медленно выглянул из-за Будды, чтобы рассмотреть их.
Был жаркий день, и люди искали спасения от полуденного солнца. Двое опустили на землю камышовый паланкин, в котором сидел человек с желтыми кудрявыми волосами и очень бледной кожей. Другие люди в группе несли штативы, уровни, бронзовые трубки и открытые сумки, полные всяческого оборудования.
– Почтеннейший мистер Томпсон! – человек, наряженный как мандарин, подошел к иностранцу. Он постоянно кланялся и улыбался, качая головой туда-сюда, потому напоминал мне собаку, молящую о снисхождении после крепкого пинка. – Отдохните и выпейте немного холодного чаю. Очень тяжело работать людям в тот день, когда нужно навещать могилы предков, когда нужно выделить немного времени на молитвы, чтобы не прогневать духов и богов. Но я обещаю, что завтра мы будем усердно работать и завершим съемку вовремя.
– Проблема с вами, китайцами, – это ваши дурацкие суеверия, – сказал иностранец. У него был странный акцент, но я хорошо его понимал. – Помните, железная дорога Гонконг – Тяньцзинь является приоритетом для Великобритании. Если к закату мы не достигнем деревни Ботоу, то я урежу всем вам жалованье.
До меня дошли слухи, что император Манчу проиграл войну и вынужден был пойти на всевозможные уступки, включая оплату строительства иностранцами дороги из железа. Но все это звучало настолько фантастически, что я даже не думал обращать на такую чушь внимания.
Мандарин с энтузиазмом кивал:
– Почтеннейший мистер Томпсон, как всегда, прав. Но дозвольте озаботить милостивого господина советом?
Уставший англичанин нетерпеливо махнул рукой.
– Некоторые местные крестьяне очень переживают из-за предложенного маршрута железной дороги. Видите ли, они считают, что рельсы, которые уже проложены, блокируют вены ки нашей земли. Это плохой фэншуй.
– О чем ты говоришь?
– Это похоже на то, как дышит человек, – мандарин вдохнул и выдохнул несколько раз, чтобы англичанин все правильно понял. – В земле вдоль рек, холмов, древних дорог идут каналы, которые переносят энергию ки, одаряющие деревни благополучием и питающие редких животных, местных духов и богов домашнего очага. Можете ли вы рассмотреть возможность немного сдвинуть рельсы, чтобы пойти навстречу предложениям мастеров фэншуй?
Томпсон закатил глаза.
– Это самая идиотская чушь, которую я когда-либо слышал. Ты хочешь, чтобы я отклонился от самого оптимального пути для нашей железной дороги, потому что считаешь, что твои идолы разозлятся?
Лицо мандарина исказилось от боли:
– Там, где рельсы уже проложены, произошло множество плохих вещей: люди теряют деньги, животные мрут, боги очага не слышат молитв. Буддистские и даоистские монахи согласны, что это из-за железной дороги.
Томпсон подошел к статуе Будды и оценивающе взглянул на него. Я спрятался за статую и стиснул руку Ян. Мы пытались сдержать дыхание, надеясь, что нас не найдут.
– А что, у этого остались еще какие-нибудь силы? – спросил Томпсон.
– В храме уже много лет отсутствует постоянный приток монахов, – ответил мандарин, – но этот Будда по-прежнему почитаем. Я слышал, что многие молитвы крестьян к нему не остаются без ответа.
Затем я услышал грохот и одновременный вздох нескольких человек в главном зале.
– Я только что отломал руки у этого вашего бога своей тростью, – сказал Томпсон. – Как видите, меня не ударила молния и не произошло иного несчастного случая. Однако сейчас всем должно стать понятно, что это всего лишь идол, сделанный из глины с соломой и раскрашенный дешевой краской. Именно поэтому вы проиграли войну Британии. Вы поклоняетесь статуям из глины, когда должны думать о создании дорог из железа и оружия из стали.
Больше они не говорили об изменении пути железной дороги.
После того, как люди ушли, мы с Ян вышли из-за статуи. Некоторое время мы смотрели на отломанные руки Будды.
– Мир меняется, – сказала Ян. – Гонконг, дороги из железа, иностранцы с проводами, которые передают речь, и машины, изрыгающие дым. В чайных домах появляется все больше и больше странников, описывающих эти чудеса. Думаю, что поэтому уходит старая магия. Но ей на смену непременно придет другая магия, более сильная.
Ее голос звучал ровно, без эмоций, словно осенняя спокойная гладь озерной воды, однако слова ее казались страшной истиной. Я думал о попытках своего отца оставаться в хорошем расположении духа, когда к нему обращалось все меньше и меньше клиентов. Я думал о том, зря ли я потерял время, пытаясь выучить различные заклинания и движения танца с мечами.
– Что ты собираешься делать? – спросил я, представляя, как в полном одиночестве среди холмов она будет пытаться найти еду, которая позволит сохранить ее магию.
– Я могу сделать только одно, – ее голос дрогнул на мгновение, как будто гладь озера всколыхнулась брошенной в него галькой.
Но потом она посмотрела на меня и взяла себя в руки.
– Мы можем сделать только одно: научиться выживать.
* * *
