Моя пара пеньшеньчженей пыталась защитить меня, утверждая, что я был хорошим человеком. Кто-то из толпы прокричал, что они предатели, поэтому они напали на нас троих и сожгли магазин дотла. Я с трудом выбрался из огня, а пожилая пара погибла.
– Это были мои дядя и тетя, – сказал Тедди. Мистер Кан кивнул и положил руку на его плечо.
– Восстание пеньшеньчженей началось 28 февраля 1947 года и продолжалось несколько месяцев. Так как некоторыми мятежниками руководили коммунисты, националисты проявляли особую жестокость. У них ушло много времени, чтобы наконец положить конец мятежу, и тысячи людей были убиты.
В этих убийствах зародилась новая форма магии. Сейчас всем запрещено говорить о Бойне 228. Число 228 стало табу.
Я взял Тедди к себе после того, как его родителей казнили за попытку отметить годовщину того дня. Я приехал сюда, чтобы жить вдали от города, иметь собственный домик и мирно пить чай. Деревенские жители уважают тех, кто читал книги, поэтому они приходят ко мне и спрашивают совета по выбору имен для своих детей, чтобы те прожили свою жизнь в достатке. Даже после того, как столько людей умерло из-за нескольких магических слов, мы продолжаем верить в благополучие, которое может принести нам сила слов.
От моей младшей сестренки уже несколько десятков лет нет вестей. Я думаю, что она все еще живет на континенте. Как-нибудь перед смертью я надеюсь, что встречусь с ней.
Так они сидели втроем вокруг стола и некоторое время молчали. Мистер Кан вытер скупые слезы.
– Извини, Лилли, что рассказал тебе такую грустную историю. Но у китайцев уже с давних-предавних пор не осталось счастливых историй.
Лилли смотрела на бумагу, которую мистер Кан изрисовал иероглифами на основе слова «баран»:
– А вы можете нарисовать будущее? Там будут счастливые истории?
Глаза мистера Кана заблестели:
– Хорошая мысль. И какой же иероглиф мне нарисовать?
– Как насчет иероглифа Китая?
Мистер Кан задумался:
– Это сложный вопрос, Лилли. «Китай» может быть обычным словом на английском, но на китайском все не так просто. У нас много слов для Китая и людей, которые называют себя китайцами. Большинство этих слов берут свое начало от древних династий, а современные слова – просто пустые оболочки, не содержащие настоящей магии. Что такое «Народная республика»? Что такое «республика»? Это не настоящие слова. Лишь дополнительные алтари для жертвоприношений.
Подумав еще немного, он нарисовал другой иероглиф.
– Это иероглиф хуа – единственное слово для Китая и китайцев, которые не имеют ничего общего с императором, любой династией, всем тем, что требует бойни и жертвоприношений. И хотя Народная республика и просто Республика ставят его в свои названия, он гораздо старше их и не принадлежит никому. Хуа сперва означало «цветочный» и «великолепный», а в его форме угадываются заросли диких цветов, выглядывающих из земли. Похоже, не так ли?
Соседи называли древних китайцев хуачжень, так как их платья были великолепными, сотканными из шелка и тончайшего тюля. Но мне кажется, что это не единственная причина. Китайцы – они как дикие цветы, которые выживают и приносят с собой радость, куда бы ни отправились. Пожар может сжечь все живое в поле, но после дождя дикие цветы снова появятся из земли, как будто обладают какой-то магией. Зима может прийти и убить все живое заморозками и снегом, но когда наступает весна, дикие цветы снова начинают распускать лепестки во всей своей разноцветной роскоши.
Сейчас красные пожары революции продолжают тревожить континент, а белый иней террора заточил этот остров в неволе. Но я знаю, что придет день, когда стальная стена Седьмого флота расплавится, и все пеньшеньчжени, и все вайшеньчжени, и все прочие хуачжени на моей родине снова расцветут вместе во всем своем великолепии.
– А я буду хуачженем в Америке, – добавил Тедди.
Мистер Кан кивнул:
– Дикие цветы могут распускаться повсюду.
* * *
Перед ужином Лилли совершенно не хотелось есть. Она слишком много съела баранины и ухи.
– Оказывается, этот мистер Кан не такой уж хороший друг, если он портит тебе аппетит всякими закусками, – сказала мама.
– Все нормально, – сказал папа. – Хорошо, что Лилли подружилась с местными. Тебе стоит пригласить их к нам на ужин. Мы с мамой с удовольствием познакомимся с ними, раз уж ты собираешься проводить в их кругу много времени.
Лилли подумала, что это замечательная идея. Ей не терпелось показать Тедди свои книги о Нэнси Дрю. Она знала, что ему понравятся красивые картинки на обложках.
– Папа, а что значит «талассократия»?
Папа чуть не выронил вилку из рук:
– Где ты слышала это слово?
Лилли знала, что ей не следовало смотреть на рабочие бумаги папы.
– Просто прочитала где-то.
Папа долго смотрел на Лилли, но потом смягчился:
– Это слово происходит от греческого слова таласса, которое означает «море». Оно значит «править на море». Знаешь, как «Правь, Британия! Правь морями».
Лилли была разочарована. Она-то думала, что объяснение мистера Кана гораздо лучше, о чем не преминула сказать.
– Зачем вы с мистером Каном говорили о талассократии?
– Просто так. Я хотела, чтобы он показал немного магии.
– Лилли, никакой магии не существует, – сказала мама.
Лилли хотела поспорить, но передумала.
– Папа, я не могу понять, почему тайваньцы считаются свободными, если они не могут говорить о числе 228?
Папа отложил вилку и нож.
– Что ты сейчас сказала?
– Мистер Кан говорит, что они не могут говорить о 228.
Папа отодвинул тарелку и повернулся к Лилли:
– Так! А теперь с самого начала расскажи мне все, о чем вы говорили сегодня с мистером Каном.
* * *
Лилли ждала у реки. Она хотела пригласить Тедди и мистера Кана на ужин.
Один за другим пришли деревенские мальчишки со своими азиатскими буйволами. Но никто не знал, куда делся Тедди.
Лилли зашла в реку и присоединилась к мальчишкам, и они долго плескались водой. Но чувство тревоги никак не оставляло ее. Тедди всегда приходил к реке после школы, чтобы помыть А-Хуана. Где же он?
Когда мальчишки пошли обратно в деревню, она последовала за ними. Может, Тедди заболел и остался дома?
А-Хуан бродил перед домиком мистера Кана. Увидев Лилли, он фыркнул и подошел поближе, чтобы ткнуться носом, пока она будет гладить его лоб.
