– Чжан Шэн, уймись. Сейчас не время. Я пойду к магистрату. Это недоразумение быстро решится.
Но отец его не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Пришли вести из города, что его бросили в тюрьму магистрата и будут судить за предательский мятеж. В ужасе мать с сыном отправились в город, чтобы обратиться к магистрату в ямыне.
Магистрат отказался от встречи с ними и даже не дал им увидеть отца Чжан Шэна.
– Хитрые крестьяне, пошли прочь, – магистрат швырнул в Чжан Шэна учительским камнем, который использовал как пресс-папье, промахнувшись почти на фут. Размахивая своими бамбуковыми палками, охрана вышвырнула Чжан Шэна и его мать из зала ямыня.
Пришла весна, но мать с сыном оставили поля под паром. Пришли прихвостни Хуа Сюна, чтобы забрать последние вещи из дома, которые не были сломаны солдатами и представляли хоть какую-то ценность. Мать удерживала Чжан Шэна, а тот скрежетал зубами и стискивал их так, что чувствовал соленую кровь на своем языке. Его лицо становилось все краснее и краснее, так что слуги Хуа Сюна очень напугались и удалились, не захватив с собой всего, что намеревались.
Он взял свой топор и тесак и провел несколько дней в горах. Он очистил целые склоны холма, размахивая лезвием. Хрясь! Мальчишки, игравшие в горах, бежали к своим матерям и рассказывали, как видели филина, который перелетал между деревьями и ломал ветви своим железным клювом. Дзинь! Девушки, стирающие в реке белье, бежали в деревню, рассказывая друг другу, как слышали разъяренного тигра, пробиравшегося через чащу, выдирающего молодые деревья своими огромными лапами.
Дрова и хворост поменяли у соседей на кашу из сорго и соленые овощи. Мать ела в полной тишине, приправляя пищу своими обильными слезами, а сын ждал. Похоже, он выживал исключительно на медовухе из сорго и сливовом вине. С каждым глотком его лицо становилось все темнее и краснее. Кровавый оттенок сорго и сливы так никогда и не сошел с его лица.
Трапеза
– Чила, чила! – позвал А-Янь, прерывая рассказ Логана.
– Время ужинать, – сказал Логан. Он отставил свою чашку с семенами арбуза. – Присоединишься к нам? А-Янь делает тофу Мала и мясо по рецепту князя Вэй, лучшие свои блюда.
Лили хотела, чтобы Логан продолжил свой рассказ. Она надеялась, что Хуа Сюна настигнет карающий рок. Она хотела увидеть разозленного Чжан Шэна в лесу, летающего и танцующего, как филин или тигр. Однако набежали китайцы и начали расставлять кругом пустые ящики и скамьи, громко разговаривая о чем-то и смеясь. У Лили заурчало в животе от аромата, исходившего из открытой двери кухни. Она была настолько увлечена рассказом Логана, что даже не заметила, как проголодалась.
– Я обещаю, что закончу рассказ позже.
Старатели были в приподнятом настроении. Логан рассказал ей, что место, где они работали, оказалось богатым месторождением, и золота там много. А-Янь осмотрел ее ногу, как только вернулся вместе с другими китайцами, и сказал, что он удовлетворен ходом лечения, и все будет хорошо, если она будет хорошо питаться и выполнять упражнения, чтобы приумножить свои силы.
– У меня хорошие новости, – сказал А-Янь.
Днем к китайским старателям пришел шериф Дейви Гаскинс. Легислатура территории несколько лет назад установила налог на иностранных горнодобытчиков по ставке пять долларов с человека в месяц, и он пришел, чтобы собрать деньги. Налог был принят, чтобы выпроводить прочь китайцев, которые заполонили территорию как саранча. Однако города плохо справлялись со сбором этого налога. Гаскинс ненавидел эти ежемесячные обходы лагерей китайских старателей, так как ему вскоре начинало казаться, что он сходит с ума.
Сперва лагеря не были так удалены друг от друга, и он мог обойти их за один день. И каким-то образом они всегда знали, что он пришел за налогами. Он выходил на середину лагеря, где были сложены мотыги, лотки и лопаты в количестве, достаточном для двадцати-тридцати человек, однако его встречали лишь пять-шесть китайцев, уверявших, что дополнительные инструменты разложены здесь, потому что они «бысло бысло ломаца».
И хуже того, казалось, что они все время снуют туда-сюда.
– Привет, шериф, – поприветствовал его сегодня А-Янь. – Мы рады снова видеть тебя.
– Напомни, как тебя зовут? – Гаскинc совершенно не мог отличить одного китайца от другого.
– Я – Ло-Ип, – сказал А-Янь. – Ты уже приходил за налогами в понедельник, помнишь?
Гаскинс был абсолютно уверен, что он не приходил в этот лагерь в прошлый понедельник. Он был на другом конце города, собирая налоги по трем горным отводам, на каждом из которых должны были работать по пять человек.
– В понедельник я был около Пионервилля.
– Конечно, мы тоже там были. Мы переместились сюда только вчера.
А-Янь показал шерифу справки об уплате налогов. И действительно, там было указано имя «Ло-Ип» и четыре других имени за подписью самого Гаскинса.
– Извини, я не узнал тебя, – сказал Гаскинс. Он был уверен, что его провели, но не знал, как это доказать: были предъявлены справки с его собственной подписью.
– Без проблем, – сказал А-Янь, широко ухмыльнувшись. – Все китайцы выглядят одинаково. Очень просто ошибиться.
Лили смеялась вместе с остальными старателями, когда А-Янь закончил свой рассказ. Она не могла поверить, насколько глупым оказался шериф Гаскинс. Как он мог не узнать А-Яня? Это было просто абсурдным.
Пока китайцы подыскивали замену столам и стульям в огороде, они разговаривали и шутили друг с другом громко и непринужденно. Лили казалось очень увлекательным занятием находить английские слова в их беседе. Она уже привыкла к их акценту, который, по ее мнению, звучал как музыка: много медных духовых, ударных, пунктирный ритм, похожий на удары радостного сердца.
«Нужно будет рассказать об этом папе, – подумала она. – Он всегда говорит, что ирландский акцент его родственников напоминает ему о его любимых застольных песнях».
Лили не смогла пойти к старателям днем, когда те работали. Ее мать была непреклонна после вчерашнего «случая» и заставила ее сидеть дома.
– Я просто оступилась, вот и все. Я обещаю, что буду более осторожной.
Мать поручила ей выписывать дополнительные стихи из Священного Писания в свою тетрадь.
Лили знала, что ее мать подозревала, что произошло нечто большее, чем она рассказала дома. Она, вне себя от нетерпения, хотела рассказать папе все, что произошло вчера, но мать была настолько встревожена видом и запахом перебинтованной ноги, что в приказном тоне заставила Лили смыть немедленно весь этот «китайский яд». После этого рассказать правду было попросту невозможно.
Только когда Джек Сивер вернулся домой, Лили смогла выйти из дома.
– Эльза, это ребенок, а не комнатное растение. Ты не можешь держать ее взаперти целый день. Она будет время от времени сдирать кожу. Однажды, быть может, ты наденешь на нее корсет и завернешь в подарочную обертку для ее мужа, но не сейчас. Сейчас ей надо бегать день-деньской под лучами солнца.
