– Но мы нарушим наши договоры и оставим невыплаченными долги, – сказал А-Янь. – Мы покроем позором наши семьи и потомков. Это не по-китайски – нарушать данное слово.
– Мы уже двадцать раз, а то и больше, выплатили все долги перед этими людьми. Почему мы должны быть верными своему слову, если они с самого начала не были с нами честны? Это земля коварства, и мы должны научиться быть такими же коварными, как американцы.
Людей все еще трудно было переубедить. Тогда Лао Гуань решил рассказать им историю Цзе Ю, принцессы династии Хань, имя которой означало «Утешительница скорби».
* * *
Воинственный Император отдал ее замуж за царя варваров из западных степей за тысячи ли от Китая, чтобы варвары продали китайцам выносливых боевых коней, в которых нуждалась китайская армия для победы над врагами.
– Я слышал, ты скучаешь по дому, моя драгоценная дочь, – писал Воинственный Император. – И что ты не можешь глотать жесткое сырое мясо, которое дают тебе чужаки, не можешь спать в их постелях из волосатых шкур яков и медведей. Я слышал, что песчаные бури избороздили морщинами твою кожу, которая была когда-то нежной как шелк, а смертельные зимние морозы заставили потускнеть твои глаза, которые когда-то были яркими как луна. Я слышал, что ты плачешь целыми днями по дому и засыпаешь в слезах. Если все это правда, напиши мне, и я пришлю целую армию, чтобы забрать тебя домой. Мне невыносима одна лишь мысль о твоих страданиях, дитя мое, ведь ты – свет моей старости, утешение моей души.
– Отец и Император! – писала в ответ принцесса. – Все, что ты слышал, – правда. Но я понимаю, в чем состоит мой долг, и понимаю, в чем состоит твой. Империи нужны лошади для защиты границы от набегов хунну. Почему из-за несчастий твоей дочери твои подданные должны рисковать смертью и страданиями перед лицом совершающих набеги варварских орд? Ты мудро назвал меня. И я утешусь в своих скорбях и познаю счастье в своем новом доме. Я научусь смешивать жесткое мясо с молоком, я научусь спать в ночной рубашке. Я научусь прикрывать мое лицо вуалью и научусь сохранять тепло, садясь в седло к своему мужу. Поскольку мне пришлось жить в чужой земле, я научусь вести себя как чужаки. Став одним из варваров, я стану настоящей китаянкой. Я никогда не вернусь в Китай, но принесу тебе славу.
* * *
– Как можем мы быть глупее и трусливее молодой девушки, пусть даже она и была дочерью Воинственного Императора? – сказал Лао Гуань. – Если вы действительно желаете принести славу своим предкам и семьям, вы должны сначала стать американцами.
– Что об этом подумают боги? – спросил Сан Лонг. – Мы будем вне закона. Разве мы не пытаемся бороться с судьбой? Некоторым из нас не предназначено получить большое состояние – лишь работать и голодать. Нам очень повезло, что у нас есть хотя бы это.
– Разве господин Гуань Юй не был когда-то вне закона? Разве он не учил нас, что боги благосклонно улыбаются только тем, кто пытается сам управлять своей судьбой? Почему мы должны смиряться с долей обездоленных всю оставшуюся жизнь, когда в наших руках достаточно силы, чтобы прокладывать туннели через горы, а в головах достаточно разума и остроумия, чтобы пережить путь через океан, рассказывая друг другу поучительные и смешные истории?
– Но почему ты решил, что нам будет лучше, если мы убежим? – спросил А-Янь. – Что, если нас поймают? Что, если мы нарвемся на бандитов? Что, если перед нами, в этой тьме, вдали от костров этого лагеря, еще больше страданий и опасности?
– Я не знаю, что с нами случится, – сказал Лао Гуань, – Вся жизнь – сплошной эксперимент. Но в конце наших дней мы будем знать, что никто не мог распоряжаться нашими жизнями, кроме нас самих. А все взлеты и все падения были исключительно нашими.
Он вытянул вперед руки и попытался их движением объять открывающийся перед ними горизонт. Длинные низкие облака шли на запад.
– И хотя земля здесь пахнет не так, как дома, небо здесь шире и выше, чем я когда-либо видел… Каждый день я узнаю названия вещей, о существовании которых даже не подозревал, и выполняю работу, за которую, как мне казалось, никогда бы не смог взяться. Почему мы должны бояться взойти на доступную нам высоту и громко заявить о себе?
В тусклом свете костра Лао Гуань казался остальным рабочим высоким, как дерево, а его длинные узкие глаза блестели как драгоценные камни на красном как пламя лице. Сердца китайцев разом наполнились решимостью и стремлением к тому, название чему они еще не знали.
– Вы чувствуете? – спросил Лао Гуань. – Чувствуете эту приподнятость внутри? Чувствуете легкость мысли? Это вкус виски, вся суть Америки. Мы были не правы, напиваясь и засыпая. Надо напиваться и идти в бой.
«Сменить чистые и спокойные удовольствия, доступные на родине даже бедняку, и уехать в чужие края в погоне за скупыми радостями, которые дает благосостояние; бросить отцовский дом и места, где покоится прах предков; расстаться с живыми и мертвыми и ехать искать счастья – вот что в их глазах заслуживает наибольшей похвалы»
[3].
– Алексис де Токвиль
Куриная кровь
Духовой оркестр Айдахо-Сити играл по настоянию Логана «Поминки по Финнегану».
– Недостаточно шума, – говорил он оркестрантам. – У нас в Китае все дети стреляют хлопушками и петардами весь день напролет, чтобы отогнать жадных злых духов. Здесь же у нас петард хватит только на несколько часов. Нам нужна ваша помощь, парни, чтобы отпугнуть всех злых духов.
Музыканты духового оркестра, чьи животы были наполнены сладкими и липкими рисовыми булочками с соевой пастой и остро-пряными пельменями, с удовольствием взялись за поставленную задачу. Они не играли с таким воодушевлением даже в День независимости.
Все слухи о праздновании китайского Нового года оказались правдивыми. Карманы детей были набиты сладостями и звенели от монет, а мужчины и женщины смеялись и наслаждались тем пиром, который закатили для них приезжие. Они должны были кричать, чтобы услышать друг друга среди непрекращающихся хлопков петард и взрывных звуков духового оркестра.
Джек нашел Эльзу среди других женщин в огороде. Здесь был разожжен огромный костер, чтобы всем гостям было тепло, пока они общались и ели.
– Я очень удивлен, – сказал Джек. – Могу поклясться, что ты взяла третью порцию пельменей. Я думал, что ты никогда не притронешься к китайской еде.
– Таддеус Сивер, – строго сказала Эльза. – Не знаю, откуда у тебя берутся столь странные мысли. Вести себя, как ты предлагаешь, совершенно не по-христиански, когда твои соседи раскрывают перед тобой свои дома и приглашают тебя преломить с ними хлеб и разделить трапезу. Если бы я не знала, что к чему, я бы решила, что язычник здесь ты.
– Да, узнаю свою жену, – сказал Джек. – А не пришло ли время звать меня Джеком, раз уж все остальные так делают?
– Я подумаю об этом позже, после того, как попробую вот этот сладкий имбирь, – сказала Эльза. Она смеялась, и Джек вдруг понял, насколько ему не хватало этого смеха с тех пор, как они переехали в Айдахо-Сити. – Ты знал, что первого мальчика, который мне понравился, звали Джек?
